Джихад. Экспансия и закат исламизма

В целом итоги деятельности Эрбакана на посту премьер-министра не были положительными для исламистского движения в Турции. Партии «Рефах» не удалось провести в жизнь свою программу исламизации: она столкнулась с сопротивлением светских институтов, которые нельзя было атаковать «в лоб», без того чтобы не дать толчок революционным волнениям, контролировать которые у партии не было средств и в которых набожные средние классы и мелкие предприниматели из Мюсиад не пошли бы за «Рефах». Радикальное крыло было недовольно излишними, с ее точки зрения, компромиссами, на которые шел премьер-министр, и не проявляло активности. К удивлению многих, принятое в январе 1998 года решение Конституционного совета о роспуске партии, раскритикованное многими демократами, которые видели в такого рода юридических процедурах исключительно политическую подоплеку, не вызвало яростного протеста среди активистов «Рефах», словно ее провал как правящей партии заслуживал того, чтобы о ней забыли.

В преддверии решения о роспуске, в декабре 1997 года на свет появилась четвертая «ипостась» исламистской партии под именем «Фазилет» («добродетель»). В отличие от трех своих предшественниц, контролировавшихся Эрбаканом, характерной чертой новой организации были сильные противоречия между «старыми тюрбанами», которые ассоциировались с самим Эрбаканом, и новым, «реформаторским», поколением, которое возглавило партию, возложив на него ответственность за поражения. Судя по всему, «реформаторы» были озабочены прежде всего тем, чтобы облегчить для себя проникновение в турецкий истеблишмент набожного среднего класса и потеряли всякий интерес к таким знаковым постулатам исламистской идеологии, как разрыв с лаицизмом и Западом. В центральный комитет партии вошли женщины, не носившие мусульманского платка; [487]одна из них не постеснялась подавать на стол спиртные напитки на одном из партийных приемов, а затем спеть в унисон с лидером «Фазилет», Р. Кутаном. Партии, возглавлявшиеся Эрбаканом, наоборот, проводили раздельные собрания для мужчин и для женщин. Последних не назначали на руководящие посты, а при самом Эрбакане национальный гимн звучал только в исполнении мужского хора. Похоже, ностальгия по османскому халифату также вышла из моды: в отличие от «Рефах», пытавшейся заложить «исламский общий рынок» в противовес «иудейско-христианскому» ЕЭС, «Фазилет» поддержала просьбу Турции о приеме ее в Европейский Союз. [488]Само ношение платка представлялось уже как дело личного выбора, а не как религиозная обязанность. Подобно «Партии центра» («Хизб аль-Васат»), которую в 1995 году хотели создать молодые египетские «Братья-мусульмане» — реформаторы, или иорданскому Фронту исламского действия «Фазилет» превращала демократию в главный политический императив (партия отдала предпочтение участию во власти набожных средних классов, от имени которых она выступала), отказавшись от доктринальной или догматической строгости. Как в египетском и иорданском случаях, она должна была учитывать пожелания социальной группы, которая за истекшие четверть века сильно изменилась и стала гораздо более образованной, элита которой приобщилась к английскому языку и информатике. Эта группа хотела найти свое место в либеральной экономической и политической среде, где рынок и демократия давали наилучшие возможности для получения прибылей или вхождения в коридоры власти. Этот «демократический императив» касался в первую очередь средних классов, которые участвовали в исламистском движении, но он ничего не сулил бедной городской молодежи: в потенции он позволял расчитывать на расширение базы власти, а не на радикальный пересмотр существовавшей социальной иерархии. В Турции, так же как в Египте и в Иордании, эти средние классы отныне были заняты поиском приемлемой для них формы вхождения в систему, modus vivendiс правившими режимами и со светской буржуазией. Но эта стратегия лишала их союзнических связей и поддержки со стороны неимущей городской молодежи, не находившей в этом демократическом и либеральном проекте ничего, что служило бы ее интересам. Но, будучи лишены этой поддержки, религиозные средние классы теряли свой самый сильный козырь в переговорах с режимом. Оставшись в одиночестве, они, по мнению власти, начавшей ощущать себя хозяйкой положения и пытавшейся навязывать партнерам свои условия, уже не могли причинить вреда.