Джихад. Экспансия и закат исламизма

Сознавая эту трудность, некоторые из молодых интеллектуалов перенесли на шиизм в его революционной интерпретации свои мессианские ожидания, характерные для коммунизма или тьер-мондизма. Али Шариати, о вкладе которого мы уже говорили, стал наиболее ярким выразителем этих идей. По степени известности и влияния ему нет равных в суннитском мусульманском мире. «Социалистический шиизм», интерпретируемый в духе классовой борьбы, превращал имама Хусейна, казненного омейядским суннитским халифом, в символ народа, угнетенного шахом. Свое наиболее воинствующее выражение «социалистический шиизм» нашел в партизанском движении «Моджахедов народа», [547]которое прибегало к вооруженным вылазкам наподобие тех, что проводили в начале 70-х годов «Федаины народа». Героическая борьба повстанцев снискала им симпатии среди противников существующего строя, но «Моджахеды» не представляли серьезной угрозы для имперского режима, жестоко подавлявшего их, и имели опору исключительно среди учащихся лицеев и студентов Современные средние классы не признавали такой склонности к насилию и такого радикализма. Тем не менее в отличие от «Федаинов», отказавшихся в своей пропаганде от религиозных лозунгов, «Моджахеды» сумели в начале 80-х годов, на заре существования Исламской Республики, перейти на шиитскую революционную терминологию и перестроить свою организацию. Правда, вскоре они стали одним из самых опасных врагов режима и подверглись беспощадному истреблению.

Ускоренная модернизация страны, обусловленная вливанием в экономику нефтедолларов в связи со скачком цен на углеводородное сырье после октябрьской войны 1973 года, дестабилизировала положение двух социальных групп — традиционных средних классов, оплотом которых был базар, и массы молодых мигрантов, перебравшихся из деревни в городское эльдорадо, но ютившихся в кварталах самостроя и трущобах нижнего Тегерана. [548]Эти две группы лишь частично могли воспользоваться плодами экономического подъема. Базар сумел поживиться за счет роста циркуляции благ и товаров, так как он сбывал их и распределял. Но его сектор рынка сокращался по мере усиления влияния новой современной торговой элиты, связанной с шахским двором: лишь она одна имела доступ к наиболее доходным секторам рынка — торговле оружием и нефтью. Что же касается «раскрестьяненных крестьян» [549]и подавляющего большинства городского люда, то они стали жить лучше, чем жили в деревне, однако огни большого города омрачались для них непрочностью их положения и ужасающими условиями существования.

В культурном отношении обеим группам была чужда современная светская идеология, провозглашавшаяся властями. Средние классы и иммигрантская молодежь воспринимали мир и свое место в нем через ментальные категории шиизма, какими их представляло духовенство. На базарах традиционным центром являлись мечети и имамза-де,гробницы святых, поклонение которым широко распространено в шиизме. На городских окраинах с хаотичной застройкой единственными местами, вносившими относительный порядок в это анархичное пространство, являлись культовые места шиизма, где дети изучали Коран и деяния имамов под началом мулл в чалмах. [550]Здесь религия играла не только воспитательную роль, но и выполняла функцию социального стабилизатора. Она благословляла базарных торговцев на получение прибыли, распределяла милостыню, обучала детей, чьи отцы и старшие братья колесили по городу в поисках заработка. Имперская власть плохо относилась к этим религиозным кругам. Мулл проклинали как «черную» (за цвет их одежды) реакцию, государство сокращало количество медресе и независимых богословских школ, пытаясь открывать современные образовательные учреждения под собственным контролем (в свое время эта попытка вызвала взрыв гнева у ссыльного Хомейни).