Джихад по-Русски

— Ты мне это «право» брось — это слово-паразит, — назидательно пожурил подчиненного Александр Евгеньевич. — В любом случае — если передумаешь, позвони завтра до 9.00 Чтобы я не тратил время на езду в ваши края. Все — бывай, не кашляй…

Вот так мимоходом расправившись с делами, Александр Евгеньевич резко крутанулся в кресле к небольшому плакатику, пришпандоренному на стене сбоку от рабочего стола — чтобы не бросался в глаза посетителям. И, завершая рабочий день давно сложившимся ритуалом, с удовольствием озвучил содержание плакатика, стараясь подражать некогда слышанному в тайшетском поселковом клубе суровому социалистическому поэту, с надрывом вещавшему ужратым в дрезину бамовцам о сказочной романтике железных магистралей, гармонично сочетающейся с необходимостью ударно трудиться во благо Родины.

… Нервы в кулак — чувства в узду, работай — не ахай!

Выполнил план — посылай всех в п…ду! Не выполнил — сам пошел на х…и!

В. Маяковский

Многие, кто имел в фирме право голоса, сильно сомневались в подлинности авторства В. Маяковского и вообще за плакатик этот скандальный Сашу порицали. Но он упорно боролся с такими порицателями и снимать плакатик не желал: там был, помимо текста, карикатурно изображен расхристанный мужлан сельскохозяйственного типа с шалыми глазами, молотком в одной руке и бутылкой водки в другой. И знаете, глядя на изображение, у каждого сразу создавалось поразительное впечатление, что мужик закончил работать, молоток собирается упрятать в ящик с инструментами, а водку выпить — с глубоким чувством исполненного долга. Плакатик за пять минут накатал большой друг Саши — какой-то безвестный столичный карикатурист, который всегда говорил ему что-то типа: «От тебя прет первобытной силой, здоровьем и чистотой. Храни это. Не давай окружающим урбанизировать твою самобытную натуру…» Карикатурист тот вскорости помер. Теперь снимать плакатик — вроде как предать память о хорошем человеке. Вот и пусть себе висит, напоминает о смысле бытия.

Солидарно подмигнув мужлану на плакатике, Александр Евгеньевич в предвкушении полноценного отдыха потер ладони, подвинул к себе мобильник и занялся организацией предстоящего вечера.

Сначала позвонил коммерческому директору — Назаряну, который третий день грипповал без выезда на работу. Как раз в этот период по столице прошуршал какой-то вздорный вирус, избирательно зацепивший преимущественно почему-то рыхлотелых толстяков, страдавших чревоугодием и малой подвижностью.

— Я болею, — с ходу начал качать права Назарян, услышав в трубке голос шефа. — Да и рабочий день уже — того. Ты мне еще пару дней дай поваляться, в пятницу буду — как огурчик.

— Мне нужно алиби на сегодняшний вечер. Выручай, Карен, — пропустив тираду коммерческого мимо ушей, попросил Александр Евгеньевич.

— На какой период? — несколько настороженно уточнил Назарян — тертый хитрован в житейских делах, все схватывающий с полнамека, но вечно опасающийся каких-либо подвохов. Согласитесь, если человек звонит и просит организовать алиби, значит, есть все основания предполагать, что он планирует заняться какими-то неблаговидными делишками и косвенно собирается втянуть тебя туда же.

— От семи вечера и до полуночи. Для Ирины. Понимаешь — ее предки опять званый ужин устраивают…

— А-а, вон что, — облегченно вздохнул Карен — он прекрасно знал о непростых отношениях президента фирмы с номенклатурным окружением Ирининых родителей. — Ну, заметано. И где мы?

— Поехали к нужным людям, которые могут помочь с землей для расширения районного филиала, — простецки выдал Александр Евгеньевич. — Настолько нужные люди, что пришлось больного из дома вытаскивать. Угу? А детали сам придумай, мне завтра скажешь. Только вот с Анжелой — как?

— Давай уберем, — понизив голос, предложил Карен. — Она в последнее время слишком много болтает. Сколько сейчас стоит «заказать» толстую вредную армянку с тремя фарфоровыми зубами?

— Армянские шуточки, — оценил Александр Евгеньевич. — А серьезно?

— Серьезно? — коммерческий как будто призадумался, затем с воодушевлением выдал:

— Ага! Прокачусь-ка я в «Апэнддаун»! Три дня валяюсь — со скуки чуть не сдох. А Анжеле скажу, что с тобой — к людям. Если что, подтвердишь. Давай я сейчас пройду на кухню, а ты позвони еще раз. Анжела как раз на стол собирает — мы ужинать будем. А я повозмущаюсь — поужинать не дал, больного из дома вырвал. Идет?

— Вот черт… ну, ладно, давай, — без особого энтузиазма согласился Александр Евгеньевич — возможная перспектива общения со своенравной женой коммерческого, патологически не переносившей нарушителей домашнего распорядка, совсем не вписывалась в атмосферу маленького мужского праздника, обещанного шестичасовой свободой и грядущими приятными приключениями. Но, как известно, бесплатные пирожные бывают лишь в гуманитарной помощи слаборазвитым регионам — такое алиби, как Анжела, следовало заработать.

Алиби удалось вырвать без особых эксцессов — общаться с Анжеликой не пришлось. Хитромудрый Назарян чего-то наплел своей супружнице, сердито буркнул в трубку: «Сейчас выезжаю», — и отключился.