Джим Джармуш. Стихи и музыка

«Сломанные цветы» посвящены памяти Жана Эсташа, культового для синефилов французского автора (не будем забывать, что Джармуш принял решение посвятить себя кинематографу, смотря нон-стоп фильмы в парижской Синематеке). Ранняя документальная картина Эсташа, снятая в его родном городке, кстати, называлась «La Rosière de Pessac» и была посвящена выборам самой прекрасной девственницы Пессака – этимология слова «Rosière» напоминает о том, что раньше таких королев красоты и добродетели увенчивали венцом из роз. Но это, вероятно, лишь совпадение с картиной Джармуша. По сути, ушедший из жизни в сорок два года Эсташ снял всего два полнометражных игровых фильма – прославленную «Мамочку и шлюху» в 1973-м и «Моих маленьких возлюбленных» в 1974-м. В «Сломанных цветах» можно найти переклички с обеими картинами – хотя сам Джармуш отрицает осознанное цитирование: «Мамочка и шлюха» – история взаимоотношений героя с двумя разными женщинами (также по ходу дела он предлагает воссоединение третьей, своей бывшей любовнице), а «Мои маленькие возлюбленные» рассказывают о молодом человеке, который впервые узнает о том, что такое любовь. Дон Джонстон чем-то похож на персонажа первого фильма, встреченный им мальчишка-путешественник – на героя второго. А сама встреча этого горе-Одиссея с Телемаком поневоле напомнит предпоследнюю главу джойсовского «Улисса».

Дон признается случайному собеседнику, что интересуется компьютерами и девушками, а тот – что его интересуют философия и девушки. Приободренный налаженным контактом Джонстон решается по просьбе парня дать ему философское напутствие: «Прошлое прошло, а будущее еще не наступило, и, каким бы оно ни было, нам остается только сейчас». «Всё лучше, чем отцовские нотации», – замечает тот. На этом коммуникация ломается; Дон пытается узнать, не его ли это сын, тот моментально скрывается, оставляя нас ломать голову. Мы вместе с героем буквально застреваем в моменте «сейчас», как он и предрекал, не имея понятия о возможном продолжении или разрешении. Мимо едет автомобиль, из которого доносится та самая музыка, которую весь фильм слушал Дон Джонстон, из окна смотрит другой неприветливый подросток. Кстати, его роль сыграл действительный старший сын Билла Мюррея от первого брака по имени Гомер.

Вероника Долина

 Старенький донжуан, а попросту Дон,
 Все уж позабывал. Кому он сказал пардон,
 А кому не сказал ничего, не нашел слова.
 Кончилось волшебство, чуть кружится голова.

 Кружись, кружись, пустяки. Из-за дальних скал

 Смотрел он из-под руки, и ждал, и звал, и искал.
 Дамы его померкли, попахивает нафталин.
 В Стэнфорде или Беркли – сколько ж он натворил…

 А Кембридж, а Йель! Да что там, не проскочила и мышь.

 И ель цвела по субботам, в Хэллоуин же звенела тишь.
 Довольно даже отчаянно он как-то вдруг постарел.
 Оглядывается печально, в поиске лепорелл.

 А лепореллы что же – ссс… Там чайка, там старый сад.

 Мир господских художеств – их пожизненный МХАТ.
 И скоро, совсем уж скоро – с вишнями пироги
 Сожрут потомки актера, его друзья и враги.

Музыка: Джек Уайт

В 2006 году я попал в нью-йоркский зал Radio City Music Hall, где вручали награды американского MTV. Это была очень помпезная церемония, сюжет которой в той или иной степени крутился вокруг деятелей коммерческого хип-хопа и R’n’B: они на тот момент задавали тон в музыкальном мейнстриме. Церемонию транслировали в прямом телеэфире, поэтому требовалось чем-то занять зрителей в зале, пока в эфире шли длинные рекламные блоки. Вот тогда-то я и услышал термин «house band». По аналогии с цирковой терминологией этих музыкантов, наверное, можно было бы назвать коверными. Они заполняют паузы, пока телезрители наслаждаются рекламой, а на главной сцене меняют декорации.

В этот вечер в качестве house band на маленькой площадке в стороне от основной сцены выступали The Raconteurs – сайд-проект лидера The White Stripes Джека Уайта, – только что выпустившие первый альбом. В сумме в Radio City Music Hall у The Raconteurs получился целый сольный концерт.