Джим с Пиккадилли

— Ненавижу болтовню о любви. Подумаешь, какое чудо! Видите ли, главное в жизни! Каждая книга, каждая песня — все об этой любви. Прямо как будто сговорились! Убеждают сами себя, что за углом их поджидает сюрприз, вот-вот изловят! И не думают больше ни о чем, пропускают все на свете…

— Это Шоу, да? — уточнил Джимми.

— То есть как?

— Вы повторяете афоризмы Бернарда Шоу?

— Нет, — ехидно отвечала Энн. — Я сама так думаю.

— А я уверен, где-то это слыхал.

— Значит, общались и с другими разумными людьми.

— Откуда такая горечь?

— Не понимаю.

— Почему вы так настроены против любви?

Теперь Энн твердо знала, что он ей совсем не нравится. Свободомыслящей, с ясными рассудком девушке очень обидно, чтобы ее воззрения воспринимали как горькую разочарованность.

— У меня достало мужества подумать самостоятельно. Все заблуждаются, а я — нет. Весь мир сговорился, вообразив, будто есть какая-то любовь, и она — самое главное в жизни. Но это их оболванивают поэты и романисты. Сплошное надувательство в гигантских масштабах.

Волна нежного сочувствия окатила Джимми. Теперь ему все стало ясно. Конечно, всю жизнь общаясь с Ролло и Кларенсами, разочаруешься в любви.

— Вы еще просто не встретили нужного человека, — сказал он, думая о том, что она, правда, встретила, но недавно. Попозже он ей объяснит.

— Да нет никаких этих людей! Если вы имеете в виду, что существует тип мужчины, который может внушить так называемую романтическую любовь. Я сторонница брака…

— И то хорошо! — удовлетворенно воскликнул Джимми.

— … но не в результате белой горячки. Брак — это разумное партнерство между двумя друзьями, которые знают друг друга и друг другу доверяют. Чтобы не ошибиться, надо понять, что нет никакого этого трепета, а значит — выберем симпатичного, доброго человека с чувством юмора, который хочет сделать тебя счастливой…

— А-а! — Джимми поправил галстук. — Уже кое-что.

— Как это «кое-что»? Вас шокируют мои взгляды?

— Я не верю, будто взгляды эти — ваши. Начитались кого-то из мрачных писак, которым только и дай все анализировать.

Энн топнула ногой. Стука не получилось, но движение Джимми уловил.

— Замерзли? — поинтересовался он. — Давайте пройдемся.

Чувство юмора у нее воспрянуло вновь, оно редко дремало подолгу, и она расхохоталась.

— Знаю, знаю, что вы думаете! Считаете, будто я позирую! Что это не мое мнение!

— Естественно, не ваше. Но что вы позируете — не считаю. Время идет к обеду, и вы загрустили, вот и видите в жизни одно черное мошенничество. Скоро пропоет труба, и через полчаса вы снова станете сама собой.

— Я и сейчас какая есть. Просто вы не можете поверить, чтобы хорошенькая девушка придерживалась подобных взглядов.

Джимми взял ее за руку.

— Разрешите, я помогу вам. Тут на палубе — дырка от сучка. Осторожнее! А теперь слушайте. Я рад, что вы сами про это заговорили. Ну про то, что вы — самая хорошенькая девушка в мире…

— Ничего подобного я не говорила!

— Вам помешала скромность. Но факт остается фактом. Я рад, повторяю, потому что я и сам так думаю. Мне очень хотелось бы обсудить это с вами. Таких волос я вообще не видел!

— Вам нравятся рыжие волосы?

— Золотисто-рыжие.

— Очень мило, что вы их так называете. В детстве почти все мальчики дразнили меня Морковкой.

— Теперь их, несомненно, постиг дурной конец. Если на расправу с детьми, критиковавшими пророка Елисея, он послал медведей, то на ваших маленьких дружков надо бы спустить свору тигров. Но были среди них, несомненно, души и потоньше. Не все же дразнили вас Морковкой?

— Да. Некоторые — ржавым кирпичом.

— Этих, надеюсь, четвертовали. Глаза у вас на редкость красивы!

Энн отняла у него руку. Обширное знакомство с молодыми людьми подсказывало ей, что пора менять тему.

— Вам понравится Америка.

— Мы не Америку обсуждаем.

— Это вы, не я. Замечательная страна, если хочешь добиться успеха. На вашем месте я бы отправилась на Запад.

— А вы на Западе живете?

— Нет.

— Тогда зачем мне отправляться туда? Где вы живете?

— В Нью-Йорке.

— Я тоже буду жить в Нью-Йорке.

Энн держалась настороже, но ей было и забавно. Предложение, к которому Джимми стремительно продвигался, не было новостью для нее. В течение нескольких сезонов в Бар Харборе, Такседо, Палм Биче и в Нью-Йорке она занималась в основном тем, что сыпала отказами, остужая пыл у вереницы сентиментальных юношей, которые складывали свои ненужные ей сердца у ее ног.

— В Нью-Йорке жить никому не запрещается.

Джимми молчал. Он изо всех сил сражался с надвигавшейся печалью, стараясь легкомысленным тоном поддерживать бодрость духа, но явное ее равнодушие просто обескураживало. Один из молодых людей, которому пришлось подбирать брошенное было к ее ногам сердце и тащить его в починку, говорил близкому другу, что идиот, который ухаживает за Энн, испытывает страдания горячего шоколада, в который бултыхнули мороженое. Услышь это сравнение Джимми, он признал бы его абсолютную точность. Ветер с моря, колючий и бодрящий, стал ледяным, а звенящая его песня превратилась в тоскливые завывания.