Вечером перед переполненным Колизеем Пасифик Джими дал концерт, и я не уверен, что кто–нибудь из нашей семьи бывали прежде на больших рок–н–ролльных концертах. Совершив ошибку, администрация посадила их на первый ряд и бабушка Нора оказалась прямо перед самым большим из всех динамиков. Может они подумали, что она так стара, что уже плохо слышит? Но это не так. Громкость, приближающаяся к абсолюту, оказалась неожиданной для бабушки Норы и чуть не снесла её с её места. Со сцены мне было хорошо видно, как она ладонями прикрывала уши. К счастью, отец понял в чём дело и пересадил её подальше от динамиков, чтобы она могла нормально насладиться шоу Джими. В добавление ко всему, брат даже посвятил ей исполненный на бис номер, Foxey Lady.
Я смог посмотреть не больше половины, так как приехало много моих друзей из Сиэтла. И вы могли меня заметить одновременно и на краю сцены, смотрящего шоу, и в артистических, болтающего с друзьями, и в толпе зрителей, занятого поиском знакомых. Можно сказать, что я попал на большую вечеринку друзей.
Было уже около полуночи, когда мы вернулись домой к тёти Пёрл. Все с удовольствием набросились на горячую ароматную индюшку, любовно приготовленную ею для нас. Для неё особенно важно было накормить Джими в день Благодарения, так как она понимала, что на гастролях праздники могут пронестись мимо него, тем более сугубо семейные. Мы вспоминали детство и то лето, проведённое в Канаде, и могу сказать, что праздник удался. Джими был счастлив, окружённый своей семьёй и перед тем как идти спать, Джими увёл меня в одну из спален и показал портфель полный денег, полученный им после выступления от Майка Джеффри. Там было около 20 тысяч 5–долларовыми купюрами. Мы разделили всё на четыре равные части, две из которых он передал тёте Пёрл и бабушка Норе. Обе были невероятно благодарны такому щедрому подарку. Канада не особенно баловала их, и подарок Джими многое смог изменить в их жизни. По крайней мере, он смог хоть как–то отблагодарить их, за заботу о нас, когда мы были детьми.
Вернувшись обратно в спальню, он поднял с пола кожаный саквояж и, запихнув целую кучу денег в него, протянул его мне.
— Вот, Леон, держи, я хочу, чтобы ты купил билет на самолёт и встретил меня через несколько дней в Лос–Анжелесе. В следующую субботу у меня концерт в Чаше, так что приезжай заранее.
Я сидел на краю кровати и смотрел на раскрытый саквояж. Там было около пяти тысяч. Уже третий раз Джими выручал меня деньгами, за что я ему был очень благодарен. Он всегда помогал нам с отцом в трудную минуту. И я со своей стороны, сделал бы всё, что в моих силах для него. Не было никаких сомнений, что я выполню его просьбу.
— Без проблем, Бастер, я буду там.
Утром мы все поднялись очень рано, после обильно политого слёзами расставания с тётей Пёрл и бабушкой Норой, отец, Джун, Жени, Джими и я собрали наш багаж и двинулись обратно на юг, в Сиэтл. Время поджимало, потому что Джими нужно было ещё успеть на самолёт. В этот день он давал концерт в Колизее Спокейна, штат Вашингтон.
В аэропорту мы с Джими вместе наблюдали, как готовили его самолёт. Когда его подкатили к нам, этот небольшой, с подпорками для крыльев, он показался мне не очень надёжным. Я бы точно несколько раз подумал, прежде, чем доверить ему свою жизнь, но у Джими не было ни малейшего сомнения на его лётные качества. За свою жизнь он провёл много времени на борту подобных самолётов, особенно в армии, когда приходилось прыгать с парашютом.
Все следующие несколько дней я обсуждал свою поездку в Калифорнию со всеми, кто знал о моих планах. Я был далеко в облаках и мне не терпелось скорее попасть в Лос–Анжелес, о котором столько фантастического рассказывали на улицах. Как обычно, отец был против. Когда я, невзначай упомянул про желание Джими встретиться со мной в Калифорнии, он попытался убедить меня, что мне всё это показалось, и Джими вовсе не хотел меня видеть.
— Он просил меня приехать и хотел встретиться, — пробовал я доказать отцу.
— Не будь так назойлив, ему нужно работать и ты только будешь мешаешь ему, — отвечал отец.
— Вовсе нет! Он хотел, чтобы я помогал ему, — парировал я.
— Говорю тебе, он не хочет, чтобы ты его отвлекал.
— О чём вообще спор? Вспомни, как он всё время звонит с гастролей и говорит, как было бы здорово, если бы мы приехали к нему! И вот, этот час настал. Я устал слышать от тебя всю эту чушь.
Отец затих, но продолжал бубнить что–то себе под нос, что именно, меня мало уже интересовало, я знал, ничего нового от него я не услышу. В висках стучала кровь, передо мной вставала ясная картина. Но я остановил себя, пакуя вещи. Стоя перед раскрытым шкафом в моей спальне, я вдруг подумал, зачем мне это всё брать с собой, если я смогу на месте купить себе всё новое. В саквояже у меня лежало 5 тысяч подъёмных.