Джими Хендрикс, история брата

Внутри автобус был больше похож на гостиничный номер–люкс на колёсах и, не теряя времени, я растворился в одной из мягчайших кушеток. Не помню, чтобы ребята много донимали меня разговорами, потому что всю дорогу на север Калифорнии, я был без сознания. Когда я, наконец, смог оторваться от своей кушетки, автобус уже парковался у Memorial Auditorium. Не прошло четверти часа, как мне передали, что Джими хочет вместе со мной навестить нашу двоюродную сестру Грейси, тётю Пэт и дядю Бадди, живущих всего в двадцати милях отсюда, в Стоктоне. Мне тоже хотелось их навестить, ведь и я не видел их много лет. Мы с Джими сели в его лимузин, а ребята поехали на место разворачивать аппаратуру.

Этим вечером в Memorial Auditorium должен был состояться заключительный концерт этих гастролей, открывали концерт Vanilla Fudge, Сальный Матрац и Eire Apparent. Как обычно, большее время я провёл за кулисами, тусуясь с народом или стоя с краю сцены. После конца выступления мы с Джими снова сели в лимузин, который отвёз нас назад домой к тёте Пэт в Стоктон, где мы и заночевали. Так же как он уже делал прежде, Джими при расставании разделил деньги поровну и передал часть сестре Грейси и тёте Пэт. И дорога под нами стала убегать на север, а мы продвигаться на юг в Лос–Анжелес. По пути мы сделали короткую остановку на обед в Big Sur, а проезжая Санта—Барбару, остановились на час отдохнуть и осмотреть город.

Моя жизнь в Сиэтле, казалось, растворилась в пространстве, пока я был в Калифорнии. Нависающий надо мной судебный процесс ни разу не вспомнился, по этой причине у меня даже не возникло мысли грузить этим Джими. Единственное, что меня интересовало всё это время, как бы успеть на все тусовки и развлечения, будь они днём или ночью. К счастью, они следовали одна за другой, и у меня не было времени задержаться и подумать о моём положении.

По возвращении в гостиницу, я был разбужен телефонным звонком.

— Да, слушаю, — тихо произнёс я в трубку.

— Мистер Хендрикс, звонят вам с рецепции, вы заказали, чтобы мы вас разбудили в это время, — сказал женский голос.

— Хорошо, — ответил я и повесил трубку.

Звонок–будильник? Разве я заказывал звонок–будильник? Может это Джими продолжает играть со мною? Через несколько минут телефон зазвонил снова и я услышал смех Джими на другом конце провода. Он был мастер устраивать розыгрыши. Потом он сказал, чтобы я записал адрес, и что хочет видеть меня там, так как недавно снял роскошную виллу на Холмах на Бенедикт–Каньон–Драйв.

Я составил свои разрозненные части вместе и отправился в самую роскошную часть города. На вилле было более чем достаточно места, чтобы разместить не только музыкантов, но и всех роуди, электриков и рабочих сцены. Когда я вошёл внутрь, то увидел сразу гигантский орган с трубами уходящими далеко вверх, под самую крышу. В центре зала стояла ударная установка, там же уже были усилители и гитары брата. Ноэл и Мич о чём–то говорили с Бадди Майлзом.

Я почти их не видел, с тех пор как приехал в Лос–Анжелес. Ни Мич, ни Ноэл не присоединялись к нам, когда мы бомбили голливудское общество. По большей части они держались особняком или, по крайней мере, предпочитали общество роуди, среди которых было много англичан. Всё выглядело так, как если бы они избегали моего брата. Сказать по правде, Джими всегда трудно сходился с людьми, даже с теми, с кем ему приходилось играть, вдобавок он всегда предпочитал женское общество и редко случалось, чтобы он проводил время в компании друзей. То же было и со мной, и в этом мы были очень похожи. С самых ранних лет мы оба испытывали гравитацию по отношению к женщинам и всегда искали в них отклик на свои чувства. Всё детство они заботились о нас, воспитывали нас.

При обследовании дома, я совершил ошибку, войдя в спальню брата, где Джими лежал в окружении двух шикарных блондинок.

— Что за чёрт, Леон, я занят! Жду тебя позже! — резко оборвал мой немой взгляд Джими.

— О, прости, Джимми, — пробормотал я в растерянности.

Выскочив из спальни, я прошаркал в гостиную, где разместили оборудование группы. Я подошёл к одной из гитар Джими, она была всё ещё включена через усилитель, и вдруг повёл себя как сумасшедший — схватив её, я зажал струны на её шее и стал дико бренчать. Когда же я повернулся и приблизился к одной из колонок, фидбэк был абсолютно оглушителен. Будто все черти ада стали бить в свои сковородки и визжать, а в гитару вселился сам дьявол. Но тут я услышал что–то сквозь грохот, который сам создал и перестал играть.

— Чёрт! Леон, положи гитару на место! — это был крик Джими из другой комнаты.

— Ой, извини, Джими! — прокричал я в ответ.

По–моему мне удалось только что создать шквал совершенно непередаваемых звуков, но брат об этом был другого мнения. Но из всех комнат повыскакивали люди, и стали выражать мне своё восхищение.