Подобно Хэнкоку, великолепный джазовый гитарист Берни Кессель также не обратил внимания на Хендрикса, поначалу он вообще считал, что ничего стоящего в рок–музыке нет. Его сын, Дэн Кессель рассказал мне:
— С того самого дня, как мы с братом Дэвидом увидели Хендрикса в лондонском Мешке с гвоздями, он для нас стал богом.
Парням было не объяснить отцу свою страсть к Хендриксу:
— Наконец, отец сдался и признал его креативность, мы были безжалостны и ставили ему одну за другой пластинки Джими. "Ну, ладно, ладно, — произнёс отец. — Он, возможно, самый продвинутый гитарист, из всех кого я слушал. Мне приятно, что корни его уходят в блюз, я бы назвал, его стиль рок–н–ролльным блюзом. Согласен, Джими — настоящий череп." Думаю, отец всё же понял, что Джими посвятил себя чистому искусству, и когда отец встал на нашу сторону — мы были на седьмом небе.
Джон Мейер — музыкальный герой нового поколения. Он слишком молод, чтобы, казалось, даже услышать о Хендриксе, но его перу принадлежит статья в апрельском номере RS за 2004 год, посвящённом "бессмертным", отражающая с каким восхитительным пониманием, какой редкой осведомлённостью пишет он о Хендриксе.
Мейер пишет:
"Джими Хендрикс — экстраординарная ступица, в которую сходятся спицы музыкального колеса. Каждый музыкант, в конечном счёте, проходит через Международный аэропорт Хендрикса — будь вы поклонники Оззи Озборна или Элмора Джеймса, или вы любители Хэнкока или Джерри Гарсии. Любой музыкальной стиль делится на Хендрикса без остатка — так много сторон в его игре на гитаре.
Был ли он блюзменом? Вслушайтесь в Voodoo Chile — вы услышите наижесточайший блюз, из всех доступных вам. Был ли он рок–музыкантом?
Он вырабатывал электричество, как электростанция. Именно такое явление мы называем рок–музыкой. Был ли он вдумчивым поэтом–песенником? А строчки из Bold as Love?
Такое может сказать только человек, который знает возможности своего сердца.
Уверен, думающим музыкантам нравится стиль игры Хендрикса именно из–за его языка, не приукрашенного и простого, каким выражает свои чувства его сердце.
Он обладал неким тайным кодом, которым разговаривал со своей гитарой, выражаемым невероятной техникой, основанной на особой теории — его личной теории музыки.
И мне думается, это и было его религией."
Что за слог! Я просто таю! "Международный аэропорт Хендрикса"… "разные стили делятся на Хендрикса без остатка" — О, мой Бог! Мой, мой, мой Бог! Джими Хендрикс был тем парнем, чья искренность восхищала и трогала других музыкантов и поэтов–песенников, заставляя вдумываться в его полные смысла стихи и даже писать в его стиле — так сильно напоминающем мир, в котором нам приходиться жить, что Вилли Диксон выразил это словами своей песни: "Вот о чём это, чёрт побери".
Нам это не безразлично, поэтому мы настраиваемся
— Одна из многих вещей, которая поразила меня в Джими Хендриксе и его Опытах, — вспоминает своё подростковое детство лос–анжелесский обозреватель Кирк Силби, — это то, что группа всё время подстраивалась между номерами. У других групп мы этого не видели. Они плавно переходили от песни к песне, а Джими, напротив, подходил к микрофону и говорил: "Нам это не безразлично, поэтому мы настраиваемся".
Джими нравилось играть в Лос–Анжелесе, казалось, он был готов играть там бесконечно, и создавалось впечатление, что эти концерты приносили ему отдых. Вот как вспоминает Денни Брюс один из моментов выступления Опытов в Форуме:
— Хендрикс сыграл вступление к The Wind Cries Mary в совершенно деревенском стиле. Затем подошёл к микрофону и с этаким беспечным изяществом гордо произнёс: "Нашвилл, штат Теннесси, Соединённые Штаты Америки!"
Казалось, публика должна была бы быть удивлена, что психоделический мистер Хендрикс мог знать о столице кантри–музыки. Но известно, что Джими всегда считал Нашвилл тем местом, откуда он стартовал во всемирную известность. В течение 1962 и 1963 годов его постоянно можно было видеть на улицах Нашвилла, играющего на "неподключённой" электрогитаре. Там он получил прозвище Marbles, [которое по смыслу можно перевести как "Бирюльки"] — “The boy’s lost his marbles.” "Мальчик, а мальчик, где ты оставил свои бирюльки?" (Ему бы ещё играть и играть в бирюльки) Это прозвище не беспокоило его, так как гитара всегда была его другом, его центром внимания, его защитником.
В марте 2004 года в Зале Славы Кантри–музыки открылась отличная выставка под названием "Ночной скорый до Нашвилла: музыкальный город ритм–и–блюза 1945–70 годов".
На стенде у входа на выставку слова: