Джимми Хиггинс

— Я шел по улице,— сказал Джимми,— и заметил в канаве напечатанный листок. Это копия большевистской прокламации германским солдатам, они раздавали ее немцам в окопах.

— Чёрт! Что же там написано? — спросил слесарь.

— Представь себе, она призывает их восстать против кайзера — сделать то же, что сделали русские.

— А ты разве умеешь читать по-немецки?

— Нет,— сказал Джимми.— Но она отпечатана на английском.

— Почему же на английском?

— А кто ее знает!

— И как она могла попасть в Архангельск?

— Понятия не имею!

— Вот так штука! — воскликнул слесарь.— Хочешь поспорить: это они пробуют на нас свои фокусы!

— Я об этом не подумал,— осторожно сказал Джимми.— Пожалуй.

— Но с нашими янки этот номер не пройдет!

— Пожалуй, нет,— согласился Джимми.— А все-таки это интересно почитать.

— Дай-ка сюда,— попросил слесарь.

— Только, чур, никому не говори. Я вовсе не хочу попасть в беду.

— Буду молчать, как рыба.— Слесарь взял измазанный листок бумаги и начал читать. — Господи, вот чудеса-то! — сказал он.

— В каком смысле чудеса?

— Вроде не похоже, что эти парни поддерживают кайзера.— Слесарь почесал голову.— Мне нравится, как у них тут написано.

— Мне тоже,— сказал Джимми.— Я и не знал, что они такие умные.

— Это как раз то, чего не хватает германскому народу,— продолжал слесарь.— По-моему, надо было бы нанимать специально людей, чтобы они распространяли такие бумажки.

— И я так думаю,— заметил Джимми, в восторге от своего первого успеха.

— Да, но, к сожалению,— подумав, сказал его собеседник,— они будут раздавать это не только немцам; им захочется, чтобы это читали обе стороны.

— Верно! — подтвердил Джимми, радуясь еще более.

— Но этого же нельзя допустить! — сказал слесарь.— Это повредило бы дисциплине! — И все надежды Джимми разом угасли.

Впрочем, в результате этого разговора слесарь сказал, что хотел бы оставить листовку у себя и показать ее кое-кому из товарищей. Он снова пообещал не выдавать Джимми, тот сказал «ладно» и ушел, радуясь, что уже одно зернышко попало на хорошую почву.

II

Вместе с экспедицией в Архангельск прибыли представители Ассоциации молодых христиан и выстроили там свой барак, в котором солдаты играли в шашки, читали и, жалуясь на дороговизну, покупали шоколад и сигареты. Джимми забрел сюда и увидел солдата, с которым он познакомился на пароходе. Этот солдат на родине работал в типографии, он разделял мнение Джимми о том, что подавляющее большинство политических деятелей и редакторов газет, как правило, не понимают радикальных взглядов президента Вильсона, а если и понимают, то ненавидят их и боятся. Сейчас этот знакомый Джимми читал один из популярных журналов, полный слащавой жвачки, какую синдикат крупных банкиров считал безопасной духовной пищей для простых людей. У парня был скучающий вид. Джимми подошел к нему как бы невзначай, отозвал в сторону и разыграл ту же сценку, что и в столовой,— и с таким же результатом.

Отсюда он отправился в кино, где солдаты коротали длинные полярные вечера. На экране шел фильм, в котором снималась красотка девочка, получающая миллион долларов в год за свою игру, в обычной роли нищей сиротки, одетой, несмотря на это, по последнему слову моды, с личиком, обрамленным парикмахерскими локонами. Ребенок, со свойственным беднякам смирением, терпел всяческие удары судьбы, но под конец бедняжку ждала награда — любовь богатого благородного и преданного юноши, который разрешал сразу все социальные проблемы, поселив ее во дворце. Этот фильм, прежде чем попасть к простым людям, тоже был одобрен синдикатом банкиров. В середине фильма, в том месте, где девочку показывали крупным планом с огромными каплями воды, катящимися по щекам, какой-то солдат рядом с Джимми досадливо сказал:

— Чёрт! И когда они перестанут пичкать нас такой дрянью!

Тогда Джимми предложил ему вместе «смыться».

Они вышли из кино, и в третий раз Джимми разыграл свою сценку, и его снова попросили отдать листок, найденный в канаве.

К концу второго дня Джимми раздал все прокламации, которые получил от Калинкина. А вечером, когда ловкий пропагандист уже ложился спать, перед ним вдруг возник сержант с полдюжиной солдат и объявил:

— Хиггинс, вы арестованы.

Джимми поглядел на него с удивлением:

— За что?

— Приказ. Вот все, что я знаю.

— Как же так, подождите,— начал было Джимми, но сержант заявил, что ждать не намерен, и схватил Джимми за правую руку, а один из солдат — за левую, и его повели. Другой солдат взвалил себе на плечо вещевой мешок Джимми, остальные кинулись обыскивать его постель — вспарывать тюфяк и исследовать пол: нет ли там оторванных половиц.

III

Догадаться о причине ареста было нетрудно. К тому времени, когда Джимми предстал перед лейтенантом Ганнетом, он уже сообразил, что произошло, и принял решение, как себя вести.

Лейтенант сидел за столом — прямой и непреклонный, свирепо глядя из-за очков. На столе перед ним лежали шашка и пистолет, словно он собирался казнить Джимми и ему оставалось только решить, какой избрать для этого способ.

— Хиггинс,— обрушился он на Джимми,— где вы достали эту листовку?

— Я нашел ее в канаве.

— Вы лжете!