– Вы всегда такая грустная? – спросила Наташа, заглядывая в глаза своей соседке. Эта девушка показалась ей симпатичной, и в то же время какая-то надломленность, тревога, беззащитность, сквозившие в каждом ее взгляде и жесте, отпугивали Наташу. Было почти физическое ощущение несчастья.
– У нас в семье большое горе, – доверчиво посмотрев на Наташу, сказала Катя. – Вам этого не понять.
Наташа вздрогнула от темного предчувствия.
– Можно узнать, в чем ваше горе?
Катя сказала, глядя прямо перед собой:
– Словно обрушились крыша и стены… Приходят какие-то жуткие люди, выспрашивают, разглядывают каждый предмет, ухмыляются, уходят, не попрощавшись, не назвавшись…
– Что же случилось? – воскликнула Наташа.
– Два месяца назад был зверски убит мой отец.
Наташа, еле сдержав крик, судорожно сжала ручку кресла.
– Мы с мамой остались совсем одни, – продолжала Катя. – У нас никого нет в Нью-Йорке… ведь мы эмигранты, мы русские.
– Нет, – воскликнула Наташа. – Этого не может быть! Таких совпадений не бывает!
– Каких совпадений? – глаза Кати расширились до предела.
– Да ведь я тоже русская, и я тоже два месяца назад лишилась отца. Он… он был убит здесь, в Нью-Йорке.
Девушки несколько мгновений молча смотрели друг на друга. Может быть, в следующий момент они бросились бы друг другу в объятия, но в это время к ним совершенно кинематографической походкой подошел один из подвыпивших «фармацевтов». Он был в розовой рубашке, с розовым платком в нагрудном кармане.
– Ой, какие серьезные! – игриво сказал он. – Потанцуем, девочки?
– Вам не удастся нас запугать, Лот! – визжал дядя Тео, стоя над сидящим в прежней позе Лотом.
– Перестаньте брызгать слюной, – брезгливо поморщился Лот. – И жуйте почаще сен-сен.
Эдвин Мерчэнт, мокрый от пота, стоял, опершись ладонями в стол: склонившись, приблизив безумное лицо, гипнотизировал.
Верзилы в дверях равнодушно жевали свою жвачку.
– Мы недовольны вами, Лот, – проговорил Мерчэнт. Лицо его исказил нервный тик. – Вы ведете странную игру. Не шутите с «Паутиной»!
Он поднял правую руку и длинным пальцем помахал прямо перед носом Лота. На белой скатерти остался мокрый отпечаток, похожий на рентгеновский снимок кисти.
– У вас, по-моему, с железами внутренней секреции не все в порядке, Эд, – участливо сказал Лот и показал на мокрый отпечаток. – Я могу рекомендовать вам дорогого, но хорошего врача.
– О господи! – измученно выдохнул Мерчэнт и рухнул в кресло. – Послушайте, Лот, будем говорить прямо: мы собрали на вас огромный материал, мы в вас заинтересованы. Идите к нам с открытой душой, и вы станете одним из лидеров, будете получать солидные дотации из патриотических фондов. Неужели вам не известно, что нас поддерживают многие могущественные люди, капитаны индустрии?..
Лот встал и по-военному оправил костюм.
– Любое солидное предложение нужно обдумать. Необходимо получить гарантии. Благодарю за внимание, джентльмены, – сказал он и издевательски улыбнулся.
– Вы не уйдете отсюда! – взвизгнул дядя Тео и ударил ладонью по столу.
Темно-синие штофные обои вдруг разъехались надвое, как будто кто-то невидимым ланцетом провел по туго натянутой коже. Появился еще один верзила. Руки у него были в карманах пиджака. Карманы сильно оттопыривались.
– Вот это уже некрасиво, господа, несолидно. Откуда у вас дурной чикагский стиль «ревущих двадцатых годов», – сказал Лот и затем крикнул: – Стыдно!
Мерчэнт снова углубился в свой журнал. Дядя Тео взял было Лота за лацкан пиджака, но тут же получил по рукам
– Вы не уйдете отсюда, Лот, пока ясно и недвусмысленно не ответите на вопросы. Итак, убийство Гринева, Красная Маска, Джин Грин, полтавский тайник…
– Вы замечаете, господа, что я вам не ставлю никаких вопросов? – спросил Лот. – А между тем я мог бы их поставить в том же порядке: что вам известно об убийстве Гринева? Кто такой Красная Маска или, скажем, Красавчик Пирелли? На кой вам черт понадобился Джин Грин? И что это за дурацкий полтавский тайник?
– Мы готовы ответить на эти вопросы вам, – сказал Мерчэнт.
– Я вам их не задавал, – быстро проговорил Лот.
– Скотина! – завизжал дядя Тео.
В коридорчике вдруг послышалась какая-то возня, топот ног, веселые голоса, нестройно поющие университетский гимн «Гаудеамус игитур». Не очень-то вежливо растолкав битюгов, стоявших в дверях, в кабинет ввалились четверо румяных, пышущих здоровьем «фармацевтов».
– Здесь, что ли, «джон»? – широко улыбаясь, спросил один из них. – Здесь «Даблью-Си»?
– Убирайтесь! – заревели битюги. – Уборная внизу!
– И чего они вечно толкутся в мужских туалетах? Не можешь мне объяснить, Дик? – покачиваясь, спросил один «фармацевт» другого, показывая пальцем на битюга.
Битюги запустили руки за пазухи, «фармацевты», улыбаясь, разглядывали всю компанию, как бы не подозревая об опасности.
– Отставить! – крикнул дядя Тео. Битюги опустили руки.