Джин Грин – Неприкасаемый. Карьера агента ЦРУ № 014

– Хороший был командир! – печально сказал фельдшер. – Не сравнить с этим Чаком. Да, перебит второй поясничный позвонок. Фу ты! Ну и измучился же я сегодня! Пойду к раненым.

Дверь захлопнулась, и стало совсем тихо. Слышалось только трудное дыхание Чака. Сквозь веки угадывалась зажженная электрическая лампочка над головой. Время остановилось.

Джин лежал неподвижно, как поверженная статуя. Он не мог даже взвыть от переполнившего его отчаяния, излить в стоне страх и душевную боль.

Тихо скрипнула дверь. Кто-то подошел к нему, дохнул в лицо перегаром виски.

– Ты прости меня, Джин! – спокойно проговорил вошедший вполголоса. – Только я возьму у тебя эти деньги. Теперь они тебе, парень, ни к чему. И эти золотые часики тоже. Все равно какой-нибудь санитар или гробовщик сопрут их у тебя. А я выпью за твою вечную память на твои же денежки. Прощай, приятель!

Джин узнал этот голос. Голос Бастера. И жгучая обида всколыхнулась в нем, обожгла сердце.

Потом вернулся Майк, долго мыл руки в тазу, тихонько насвистывая: «Я мог бы танцевать всю ночь»…

Зашел еще кто-то.

– Послушай, Майк! – Джин узнал голос Мэта. – Эти ублюдки в Баткэте говорят, что пришлют «чоппер» только утром, потому что Грин мертв, а капитан Битюк безнадежен.

– Грязные свиньи! – выругался Майк. – Это значит, что мне придется самому удалить внутренности у Грина. Иначе при этой проклятой жаре его тело станет неузнаваемым, пока они соберутся бальзамировать его. Да, это единственное и последнее, что я могу сделать для нашего покойного командира. Ведь у него в Нью-Йорке мать и сестра, которые обязательно захотят посмотреть на него в последний раз… Ты зачем сюда, Берди?

– Да вот разыскал евангелие. Хочу прочитать заупокойную для Джина.

– Хорошая идея, Берди. Валяй, пока я подготовлю инструменты. Это его берет? Да, на подкладке написано «Джин Грин». Через несколько дней его родные получат извещение: «Ваш сын Кэй-Ай-Эй»…[103]

Сидя рядом с койкой, на которой лежал Джин, Берди всхлипывал и бормотал слова заупокойной молитвы, а в голове у Джина проносился рой бессвязных воспоминаний вперемежку с подсказанными страхом мыслями. Однажды мама заперла его в темный чулан за то, что он устроил дома фейерверк: потушил свет в гостиной их бруклинского дома и стал бросать под потолок тлеющие головешки из камина… И он испугался, что о нем забудут, что за ним никто не придет, и он разревелся как девчонка… Неужели он совсем не почувствует боли, когда в живую, но онемевшую плоть вонзится хирургическая сталь?..

И вдруг в нем открылись какие-то неведомые шлюзы. В Форт-Брагге из него хотели сделать машину, робота, супермена. Но вот пробил смертный час, и рухнул супермен, умер бесчувственный, бездушный сверхсолдат, и восстал против смерти человек. Человек с простыми и извечными человеческими чувствами и эмоциями. В нем взмыла теплая волна, спазма перехватила горло…

И в этот момент Берди вдруг вскочил и заорал не своим голосом:

– Иисусе! Что это?! Майк! Мэт! Смотрите! Слезы! Клянусь богом, он плачет!..

И Майк в необычайном волнении схватил Грина за руку, прижался ухом к груди и срывающимся голосом произнес:

– Он жив!

А слезы у Джина все лились и лились.

Китаец Чжоу с неподражаемым искусством, выработанным тысячелетней практикой древнейшего народа, массировал могучие спинные мышцы голого майора Лота. Мужчина сорока лет, как бы он ни был здоров, силен и вынослив, уже не может сбрасывать с себя усталость многочасового жаркого боя с той легкостью, с какой это делает двадцатилетний юноша.

Лежа на животе, Лот дочитывал свежий секретный информационный бюллетень ЦРУ. На обложке в верхнем левом углу – «роза ветров», символ глобальной деятельности ЦРУ, затем:

Специальный доклад

Отдел оперативной информации

Общее положение

Центральное Разведывательное Управление

Секретно.

Лот хмурился: президент, продолжая все более ограничивать права и привилегии «фирмы» и связанных с ней боевых формирований, заявил, что намеревается вывести главный штаб «зеленых беретов» во Вьетнаме из-под контроля ЦРУ и подчинить его армейскому штабу «прямоногих» в Сайгоне.

– Ах, Кеннеди, Кеннеди! – процедил сквозь зубы Лот, бросая бюллетень с койки на пол.

Сдвинув брови, задумавшись, он смотрел в забранное стальной сеткой – чтоб не бросили партизанскую гранату – широкое окно.