– Позвольте! – ошарашенно воскликнул дядя Тео. – Вам кажется, что я должен оплатить этот обед?
– Вы меня удивляете, дедушка, – вяло пробормотал Лот.
– Это совершенно неприемлемый вариант, – возмущенно заговорил дядя Тео. – Я решительно отказываюсь.
– Прекратите болтовню, вынимайте денежки и платите, – жестко сказал Лот и кивнул на официанта: – Видите, человек ждет. Еще подумает, что вы жадина.
Дядя Тео лихорадочно вытер салфеткой лоб, заерзал на стуле, пискнул.
– Может быть, на паритетных началах?
– Исключено, – ответил Лот.
– Но это невозможно, это немыслимо. Двадцать один рубль семьдесят четыре копейки! – Дядя Тео выхватил из внутреннего кармана пиджака валютную линейку – мечту бережливого путешественника, мгновенно проверил расчет. Глаза его полезли на лоб. – Двадцать четыре доллара девяносто пять центов, и еще двадцать копеек сверх счета! Мистер Лот, вы втянули меня в западню!
Он чуть не плакал. Официант, молодой чернявый парень, с интересом наблюдал за этой сценой.
– Зачем мы брали икру? – взвизгнул дядя Тео. – Это же дикая, бессмысленная роскошь!
Лот повеселел, поняв, что Тео сдается.
– Вы же сами слопали почти всю эту роскошь, – с мягким укором сказал он потрясенному до глубины души негоцианту.
– Но зато вы выпили всю водку и две трети вина, – задрожал на него челюстью дядя Тео.
– Не будем мелочными, – махнул рукой Лот.
– Дайте хотя бы немного, – простонал дядя Тео. – Хоть пять рублей, хоть три…
– Ни копейки! – рявкнул Лот.
– Но с какой стати? – пискнул дядя Тео.
– Я решил быть экономным, – пробурчал Лот. Дядя Тео неверными пальцами отслюнявил семь трешек, из специального круглого кошелька отсчитал семьдесят четыре копейки, быстро взглянул на официанта и добавил десять копеек.
– Еще десть, – сказал Лот, зорко присматривавший за этой операцией.
Дядя Тео выложил гривенник, встал и, уничтоженный, с головой, почти до макушки ушедшей в «контейнер», пошел к выходу.
Поездка в Москву была отравлена окончательно. После этого обеда дядя Тео не спал пять ночей и сократил свои расходы в Москве до минимума.
Вечером проходил прием в честь закрытия Выставки медоборудования. Джин, явившийся сюда для того чтобы все-таки соблюсти какой-то «декорум», стоял в слабо колыхающейся толпе дипломатов, легкомысленно одетых дам, маститых ученых. У всех на лицах были вежливые, слегка вымученные улыбки, и Джин точно с такой же улыбкой попивал «хайболл», выжидая момент, когда можно было бы пристойно «испариться».
Неожиданно за спиной его прозвучал милый женский голос:
– Хай, Джин! Вот так встреча!
Он обернулся и увидел красавицу Лиз Сазерленд, которая только что вошла в зал в сопровождении двух поджарых журналистов, мальчиков лет сорока.
Приход «звезды» привлек общее внимание, на нее устремились десятки взглядов, и Джин почувствовал себя не очень-то уютно.
– Хэлло, Лиз! Я слышал, что у вас здесь бешеный успех, – сказал он, улыбаясь, тоном усталого светского бездельника.
– Что вас занесло в Москву, Джин? – спросила Лиз.
Она смотрела на него мягко, почти нежно. Этот взгляд напомнил ему Ширли, и он вдруг почувствовал тоску, неприкаянность, смутное чувство какой-то вины Кисси, Ширли, Тран Ле Чин, Тоня… Во всех его любовных историях была безысходность. Неужели он не имеет права на обыкновенное счастье?
– Да вот решил прокатиться ради разнообразия, – протянул он. – Я работаю на выставке. А как вам здесь, Лиз? Нравится?
– Очень, – сказала Лиз. – Здесь очень весело.
– Это и я заметил, – сказал Джин. – Swiming Moscow.[112]
Почти Лондон. Жаль только, что все веселые местечки закрываются так рано. С такой же проблемой я столкнулся в Цюрихе.– Вам не кажется странным, Джин, что я вас сразу узнала после той единственной встречи в «Желтом кресте»? – сощурила глаза Лиз.
– Действительно, немного странно, – промямлил Джин.
– Я много раз видела ваш портрет на столе одной моей близкой подруги. Надеюсь, вы ее помните?
– А, да, да, конечно, помню, – Джин устало вздохнул. – Где она сейчас?
– В Биаррице, – сказала Лиз. – Что с вами, Джин? Вы какой-то кислый…
– К вам направляются какие-то шишки, – сказал Джин, – и поэтому я испаряюсь.
– Позвоните мне вечером в «Метрополь», номер сорок пять, – сказала Лиз. – Я хотела бы спросить вас о том вашем друге, с которым…
– У меня нет друзей, – пробормотал Джин. – О том парне я ничего не знаю. Не видел его уже года два.
– А Ширли когда вы видели последний раз? – с неожиданной сухостью спросила Лиз.
– Да уж, пожалуй, годик прошел, – бессмысленно хихикнул Джин. – Пока, Лиз. Обязательно позвоню вам. Красота ваша уже достигла фантастических высот.
– Не надо, не звоните, – сухо сказала Лиз и отвернулась от него.
Он замешался в толпе, поковырял вилкой в блюде с закусками – «о да, мадам, жаркое лето, безумно жаркое лето, мадам, да, сэр, полезные контракты, чрезвычайно полезные контракты, сэр», – опрокинул рюмку водки и боком-боком пробрался к выходу.