Джин с Толиком

– Мы наш, мы новый мир построим. Кто был никем, тот станет у-у-х-х-х! – Для наглядности того, кем станет тот, кто был никем, я погрозил кулаком выключенному телевизору и даже нахмурил бровь. Петь я никогда не умел. Об этом ясно говорил настороженный вид котенка, который, следя за моими песнопениями, совершенно не собирался пускаться в танцетанцевания, а лишь за малым не вертел у своего серого в полоску виска своей серой же в полоску пушистой лапкой. Кстати, интересно, есть у котов висок, или за ненадобностью стреляться он отсутствует, как пережиток?

Я подошел к креслу на колесиках, стоящему у компьютера в углу гостиной, сел и крутанулся на 180 градусов. Мне нужно было как-то отвлечься и хорошенько подумать. Поэтому я развернулся к компьютеру, включил его, нашел в своих музыкальных архивах альбом Элвиса Пресли, который начал с «Love Me Tender», и принялся раскладывать какой-то пасьянс.

В голове вертелись сумасшедшие планы о том, как подбросить Свину его же зелье, и сдать доблестной полиции. Все они выглядели наивно, как низкобюджетные шпионские фильмы, и особо не воодушевляли. Нужна была какая-нибудь здравая мысль, которую можно было бы воплотить в жизнь без наличия разветвленной агентуры и спецсредств.

Телефон зазвонил очень кстати – пасьянс уже достаточно поднадоел, и никак не хотел одарить меня гениальной идеей. Так как ничьего звонка я не ждал, то с 50%-ной вероятностью был уверен, что ошиблись номером. Почему-то сюда частенько звонили по ошибке. То бабушкам была нужна аптека, то суровым дядькам – районная администрация. Однажды у меня поинтересовались по поводу прогноза погоды, и раз пять просили принять факс.

Трубка лежала рядом, поэтому схватил я ее быстро и торжественно объявил в телефон, немного изменив голос и старательно «окая», как сегодняшний бородач с часами:

– Ассоциация анонимных алкоголиков, прапорщик Брехло! – трубка после секундного замешательства нервно запищала отбоем.

– Ну и ладно, – сказал я Джину, выходя на кухню и открывая свой любимый холодильник в поисках большого и толстого бутерброда с ветчиной, сыром, помидором и майонезом. – Захотят лечиться, еще позвонят, – голос я так и оставил измененным, поэтому Джин взирал на меня с прежним подозрением, хотя слов, конечно, не понимал.

Телефон зазвонил снова, я захлопнул холодильник, так и не успев предаться чревоугодию, приложил к трубке салфетку, и голосом опаздывающего, сильно запыхавшегося одессита, протараторил в одной тональности, без пауз и знаков препинания:

– Ну наконец-то дозвонился где вы там ходите сколько можно мне вас набирать это ты Сарочка алле? – Пауза на этот раз была более продолжительной, но опять сменилась гудками. Я решил, что в холодильник залезть не успею – обязательно еще раз перезвонят.

Еще раз перезвонят, еще раз пошучу, подумал я, и точно. Звонок раздался, я схватил трубку, и с иностранным акцентом начал наговаривать фразу, которую обязательно бы записал на свой автоответчик, если бы он у меня был:

– Вы позвонили в штаб-квартиру Броуновского движения. К сожалению, никто не может в настоящий момент. Если вы хотеть наговорить на память, ждите сигнала…

Трубку на том конце провода не вешали. Выждав секунд пять, я уже своим голосом задушевно спросил:

– Что, сигнала ждешь?

– Ага, – женский голос был растерян и немного взволнован.

– Значит, я за тобой буду, – я никогда не любил называть женщин моложе себя на Вы. Хотя по звуку голоса можно было сильно ошибиться в прогнозе о количестве годовых колец в стволе собеседника.

– Это… Толик? – голос не знал, что ему делать: то ли опять вешать трубку, то ли затаиться и ждать обещанного сигнала.

– Сама ты Толик. Я лучше. Я – Толик Толикович, – произнесено это было весомо и вкрадчиво, даже с долей некоторого хвастовства.

– Ну, хватит прикалываться. Ты так всегда по телефону разговариваешь? – собеседницу начало понемногу отпускать, слегка растерянные нотки сменились на слегка обиженные.

– Нет, иногда я по телефону разговариваю чисто выбритым, – я был честен, как юных ленинцев отряд, и даже провел рукой по своей двухдневной щетине. Она хихикнула:

– А ты понял, кто это?

– Ну, если ты сама себя называешь «это», то это несколько настораживает. Ты – девушка. Слабое, беззащитное создание, от которого нет спасения.

– Ну почему нет спасения? – она, похоже, наморщила свой, обещавший быть курносым, носик.

– Ну, раз ты звонишь в третий раз, у тебя должны быть для этого веские причины и серьезные намерения. Я, кстати, женат, – соврал я.

– Ну, у меня не настолько серьезные намерения, чтобы исправлять твое семейное положение, – она улыбалась.

– Э-э-э… – тоном расчетливого торговца протянул я, – исправлять или усугублять?

– Ни то, ни другое. Я дала обет, – она, похоже, вовсю там веселилась.

– А меня не пригласила … – прохныкал я. – Бедные мы, голодные, на обед нас никто не приглашает… – я с сожалением взирал на многообещающий холодильник.

– Я обет дала. «Т» в конце, а не «Д»! – она честно пыталась разрешить недоразумение. – А чего это ты себя во множественном числе упоминаешь? Ты там не один?