Джин с Толиком

Походная сумка, которую Ирка брала в Москву, стояла наполовину выпотрошенной. С ее борта свисал фен – то ли пытался выползти сам, то ли решил повеситься на собственном шнуре, не вынеся разыгравшейся здесь трагедии.

Если бы не громкий голос телевизора из гостиной, я бы решил, что квартира пережила налет. Ведь чего-то подобного я и ожидал от Свина. Но просматривающийся фрагмент кухни с грязной посудой и тремя бокалами в молочных потеках от Бейлиза с подобным предположением согласен не был.

Я избавился от обуви и одежды тоже не особенно аккуратно, и вошел в гостиную, всем своим видом являя неудовлетворенный знак вопроса.

Ира пила в обществе моей сорочки и собственных слез, отстраненно поглаживая спящего Джина. Телевизор создавал фон для этого эмоционального всплеска, вещая о проблемах сельского хозяйства области. Котенку было наплевать на громкость, он уютно посапывал на ногах у хозяйки.

Она молча ткнула пальцем в грязную сорочку, и немых вопросов в квартире стало два. Меня приятно окатило этим олицетворением ревности, и сердце сжалось от теплой жалости к нам обоим. Эх, если бы ОБА наших подозрения были одинаково беспочвенными!

На какое-то время даже показалось, что все так и обстоит. Ведь никто не говорил, что та информация, обладателем которой я стал по вине Джина – истина в последней инстанции. Может, этого вовсе и не было?

Я сел на край кресла, напротив дивана, и посмотрел в заплаканные глаза Ирины. Женщины сильны своей красотой и своими слезами. Второе я предпочитал не видеть… и не являться их причиной. Потому что чувствовал себя злобным троллем, укравшим у ребенка любимую игрушку.

– Че на чем? – приняв слезы внутрь, она старательно не смотрела на меня.

– Это шутка, – проскрипел я пересохшим горлом. – Мишка и Жорик устроили, еще в прошлую пятницу. Ни одна женщина, кроме тебя, не касалась моей рубашки и меня самого за последние полгода.

Ирина перестала всхлипывать, дегустируя услышанное и пытаясь уловить хоть малейшую примесь лжи. Она хорошо знала, что я не умею врать, но все равно такая встряска не могла бесследно раствориться за пару секунд.

– Правда? – она сказала это, уже поверив в мои слова.

– Правда. Можешь у них самих спросить – хоть прямо сейчас, чтобы я не успел никого предупредить, в каком направлении меня нужно отмазывать, – я протянул ей сотовый.

Она шмыгнула носом, прощаясь со слезами, вздохнула и набрала Жорика.

– Георгий Константинович? Это Ира… у меня к вам вопрос по поводу прошлой пятницы… да, помада… да, идиот, до сих пор не постирал, – она стрельнула в меня красными от соли глазами. – Да, спасибо, извините, – Ирина тут же отключилась и набрала Мишку.

– Привет! – в голосе появилась звенящая сексуальность, которая, как казалось мне, вообще никогда не должна была пропадать. – Ты ничего не хочешь мне рассказать?.. Ни о чем, а о ком – о тех девицах, с которыми вы познакомились, пока я соленьями и зимней одеждой дома запасалась… Не знакомился? То есть его просто так целовали, анонимно?.. Да, розовой… придурки! – последнее слово в эфир не ушло, а относилось, скорее, ко мне одному.

Ирина была готова к примирению – все-таки, как быстро восстанавливается человек, если по жизни все складывается наилучшим образом. Она хлебнула остатки ликера, опустив на пол Джина и поджав под себя ноги, и уставилась на меня, поигрывая пустым бокалом в ожидании коленопреклонения и признаний в любви.

Я и впрямь бы так поступил, если бы не одно но. Так как прожил я с этим «но» несколько дольше, чем Ирина со своим, и от этого оно стало гораздо больше похоже на «увы» или «ого», я не торопился. Встал и зачем-то полез в открытый посудный шкаф, из которого она доставала по очереди бокалы.

В хрустальной ладье обнаружилась высохшая донельзя сигарета, неизвестно кем и для каких целей сюда положенная. Я начал вертеть ее в пальцах, а она отзывалась заманчивым табачным хрустом.

Моя реакция Ире не понравилась…

Глава тридцать первая, про истерический поход к Дону

И тут он тоже замолчал, потому что заплакал…

Антуан де Сент-Экзюпери, «Маленький принц»

Моя реакция Ире не понравилась, а когда я спросил, был ли в этой квартире Колосов, голос девушки дрогнул, говоря «да» и объясняя, по какому именно поводу нашу обитель посетило начальство.

Повод был вполне уважительным и безобидным, о чем клятвенно заверяли приподнятые в удивлении тонкие брови. И все-таки что-то мне не нравилось. Может быть, я начал чувствовать фальшь, даже старательно спрятанную настоящим мастером?

– А скажи, к работе ли только имели отношение слова «Ты все… сделаешь… правильно?», – я старался сохранить интонацию Колосова.

Видимо, фраза не очень запомнилась Ирине, и она уставилась на меня, не понимая, чего вообще от нее хотят. Она лихорадочно вспоминала, и, оторопев, вспомнила, что именно говорил шеф, забираясь ей под юбку в тот самый момент, когда я произнес: