Джина (СИ)

— Отправила всем членам группы смерти сообщение, в котором Вася перед всеми извинился, сказал, что водил всех за нос, вводя в заблуждение. На самом деле ничего хорошего после самоубийства им не светит, они все должны жить, а он — умереть, так как ему стыдно за загубленные им жизни, он не сможет жить с этим грузом и бла-бла-бла, бла-бла-бла…

— Обожаю тебя, — Светлов прижал колдунью к себе и поцеловал в пупок.

— Я знаю, — Джина захихикала. — Становится жарко. Не хочешь искупнуться?

— Только не в бассейне.

— Тогда пошли на море, — чародейка взяла Андрея за руку и повела за собой по выложенной тротуарной плиткой дорожке, проложенной между баром и амфитеатром, ведущей к Средиземному морю. К морю, всегда ассоциирующемуся с праздником, пьянками и восторгом.

К морю они шли уже одетыми. Андрей снова был в белой рубашке и серых брюках, Джина опять была в своем желтом платье.

Но до моря у них дойти не получилось, так как из-за густых кустов с красными цветочками вышла огромная — больше двух метров в высоту, перекачанная — то ли немка, то ли финка с квадратной нижней челюстью. Она встала поперек дороги, уперев руки в бока, поигрывая мышцами. Из одежды на ней было только рваная футболка, через которую без труда можно было разглядеть торчащие соски и рельефный пресс, а также рваные шортики, подчеркивающие рельефность мощных ног, обутых в сандалии, похожие на греческие.

Когда она повернулась боком, Андрей увидел рюкзак на широкой спине перекачанной мадам. Он был таким большим, что в нем при желании мог бы уместиться сам Светлов.

Когда Андрей с Джиной попытались обойти даму-бодибилдера, та вдруг грубо схватила чародейку за шею и, как нашкодившего школьника, потащила к амфитеатру, говоря на ходу на тарингийском языке:

— Ты зачем убила моего помощника, а? Думаешь, тебе это сойдет с рук, да? Да я за моего Василия тебе порву пи…

— Ну, во-первых, убери свою нечистую руку от моей шеи, не опогани-вай меня своим прикосновением. А, во-вторых, твой Василий сам утонул. У него ногу свело судорогой. Я сама всё видела, но в воду залазить не стала… Аллергия на хлорку, понимаешь?

— Что ты мне тут сказки рассказываешь? — раздраженно сквозь зубы прорычала немка. — Я видела магический след. Это след рода Камаматов. Из Камаматов у нас здесь только ты…

Рука перекачанной мадам так сильно сжалась на шее Джины, что казалось, ещё немного, и затрещат позвонки.

— Убери свою руку от меня! — Теперь уже раздражение слышалось в голосе подруги Андрея.

— Отпусти её! — заорал Светлов, вцепившись в мускулистую, отнюдь не женственную руку, почти повиснув на ней.

— Ага! — Перекачанная немка, действительно, отпустила шею Джины, но только на мгновение, которого немке хватило, чтобы ударить Андрея костяшками пальцев по носу.

Послышался треск, Светлов ощутил резкую боль, словно ему в ноздри вставили раскаленные спицы, которые глубоко вошли в его голову, проткнув её чуть ли не насквозь. По лицу потекла солоноватая кровь, с подбородка капая на тротуарную плитку. Вскрикнув, Андрей опустился на колени, приложив ладони к лицу. Рука перекачанной немки снова вернулась на шею Джины. Чародейка из рода Камаматов на этот раз ничего не сказала, словно смирившись с участью той, которой сейчас кое-что порвут и безропотно шла к украшенному колоннами входу в амфитеатр.

Светлов, покачиваясь из стороны в сторону и прижимая руку к лицу, плелся за странной парочкой, которая со стороны напоминала злую маму и провинившуюся дочурку.

Они прошли через арку, от которой вниз, до самой арены амфитеатра тянулась мраморная лестница. В центре арены стояла сцена. Видимо, по вечерам здесь проходили концерты. Не исключено, что на этой сцене выступали какие-нибудь попсовые звезды, но Андрею, нос которого распух, как перезревшая груша и пульсировал болью так сильно, что, казалось, вот-вот взорвется, было наплевать на звезд.

Зато ему была не безразлична участь Джины, которая могла пострадать от лап этой гориллы с сиськами.

Но чародейка из рода Камаматов почему-то была спокойна, словно ей каждый день до посинения сжимают шею и угрожают расправой, причем, не реализовывая свои замыслы до конца.

Уже миновав арку Джина вдруг остановилась, перехватила толстое запястье немки, крутанула её руку так, что перекачанная мадам, несмотря на свои габариты, сделала кувырок в воздухе и покатилась вниз по лестнице, подпрыгивая на мраморных ступеньках, как опутанный мышцами и венами большой мяч.

Глядя на то, как катится вниз немка, Светлов вспомнил фильмы со Стивеном Сигалом. Если бы он видел этот бросок, наверняка, зауважал бы Джину. Может, даже предложил бы ей роль в своем фильме.

Чародейка из рода Камаматов спускалась вниз, глядя на катящуюся немку. На губах её играла улыбка, словно говорящая: «Сейчас посмотрим, кто кому порвет пи…»