Джинн

— Если ты думаешь, что я соглашусь опять остаться одна в этом чертовом месте, то…

Мы молча вышли на лестницу, затем спустились вниз, пересекли кухню, гостиную и выбрались на улицу через черный ход. Дул свежий, приятный ветер, в небе висели яркие ночные звезды. Мы подошли к сараю и открыли его. Внутри было темно, хоть глаз выколи, но, к счастью, я знал, где Макс держал, свой карманный фонарик, — он должен был висеть справа от двери. Анна стояла рядом, время от времени поглядывая на дом и поеживаясь.

— Тебе холодно? — спросил я ее.

— Нет. Еще не отошла от этого ужаса.

Я включил фонарик и осветил угол, где стояли лопаты, тачки и прочие садовые инструменты, в надежде найти лом или что-то в этом роде. В конце концов я решил, что кирка мне тоже сгодится, и взял ее. Прикрыв дверь в сарай, мы с Анной двинулись обратно, бормоча сквозь зубы: «Гип-гоп, гип-гоп, все будет о кей, если мы не будем бояться». Вряд ли от этого мне стало намного спокойнее.

Мы вернулись той же дорогой через черный ход, пересекли кухню и вошли в гостиную. Почти добрались до холла, как неожиданно зажегся свет и у парадной двери мы увидели Маджори и мисс Джонсон d черных плащах и шапочках.

— Маджори! — воскликнул я. — А мы везде тебя ищем!

Казалось, что Маджори не очень рада видеть нас. Она обернулась к мисс Джонсон и сказала, чтобы та закрыла дверь. Затем механически, как робот, вышла на середину гостиной.

— Мы немного прогулялись.

— Как вы себя чувствуете? — спросила Анна. — Вы выглядите немного уставшей.

Маджори поднесла руку в черной перчатке ко лбу и сказала:

— Да. Я очень устала.

Мисс Джонсон подошла к Маджори и с покорным видом встала позади нее, как нелюбимая дочь, которая постоянно ждет, что мама ее отругает.

— Миссис Грейвс, — прошептала мисс Джонсон. Я принесу вам молоко.

— Спасибо, — сказала Маджори. — А вы не желаете немного молока, Гарри?

Я взглянул на Анну и нахмурился: что-то в облике Маджори было не то, нечто большее, чем простая усталость. Она стояла тихо и отрешенно, ее черные глаза, казалось, что-то разглядывали вдали.

— Я… э-э… да, пожалуй, выпью немного молока. В большой мрачной комнате мой голос звучал неестественно жалко.

Но Маджори, видимо, не слышала, что я сказал. Она подошла к маленькому диванчику и грациозно села на то самое место, где, как мне раньше показалось, сидел человек в капюшоне.

Я покашлял, почесал затылок и неловко выговорил:

— Ну, я думаю, пора начать работу. Это займет немного времени.

Маджори посмотрела на меня.

— Куда ты собрался с этой киркой? — холодно спросила она.

— Э-э-э… наверх.

— Чтобы проникнуть в башню?

— Именно. Ты была права. Дверь действительно опечатана, а я думал, ты нас обманываешь. Теперь только и осталось, как…

— Отнеси кирку на место.

Я опешил. Такой я Маджори еще не ·видел. Она была сурова, холодна и властна.

— Маджори, — я пытался не выдавать своего расстройства. — Если мы хотим проникнуть в башню и добраться до кувшина, нам придется сломать дверь. Иначе никак. На двери огромный железный засов, куча печатей и Бог знает что еще.

— В башню мы не пойдем, сосуд трогать не будем, сказала Маджори. — Он должен быть там, где находится сейчас.

— Маджори, да что ты говоришь? Этот чертов кувшин не давал вам с Максом покоя уже столько лет, а я верю в то, что…

— Неважно, во что ты веришь, — прервала Маджори. я уважаю твою веру, Гарри, но сейчас я смертельно устала и хочу, чтобы меня оставили в покое.

— Маджори…

Мисс Джонсон прервала меня:

— У миссис Грейвс был тяжелый день, сэр. Я думаю, она права.

— А ваше мнение меня нисколько не интересует, отрезал я. — Этот сосуд… С ним происходят странные вещи, необходимо со всем этим разобраться, и побыстрее. Мне все равно, естественно это или сверхъестественно. Господи, Маджори, ты посмотри, во что превратился Зимний Порт! Вы сняли все картины, Макс погиб, в доме царит настоящий хаос, и все из-за какого-то проклятого горшка!

Мисс Джонсон отпрянула от такого напора.

— Сэр, — лепетала она. — Вы не имеете права…

— Слушать эту белиберду, вот на что я не имею права.

Маджори, ты меня расстроила. Мы с Анной потратили целый вечер, изучая бумаги в кабинете Макса, а теперь ты выставляешь нас за дверь. Я знаю, что сегодня неподходящий день, у тебя траур, но ведь ты сама сказала, что чем быстрее мы разделаемся с этим, тем лучше. Дело-то недолгое, пяти минут достаточно, чтобы…

— Я передумала, — спокойно сказала Маджори. — А пока кувшин будет стоять там, где стоял.

Анна покачала головой:

— Извините, миссис Грейвс, но это вы напрасно.

— Я все сказала. Это воля моего мужа.

— Миссис Грейвс, — начала Анна. — Этот сосуд даже не принадлежит вашему мужу, он является собственностью иранского правительства. Подобные вещи бесценны, это историческая реликвия. Она должна быть возвращена законным владельцам.

Маджори подняла голову и уставилась на Анну своими креветочными глазами-бусинками.

— Пока я жива, — сказала она, — ни один человек не притронется к амфоре. Это мое последнее слово.

Анна вздохнула: