Джинн и Королева-кобра

— Да, конечно, — сказал Нимрод. — Это — большой секрет. Тайна, покрытая мраком. Кроме членов семьи, в нее никто не посвящен. На самом деле, я даже не уверен, знает ли об этом сам Иблис.

— А ты-то откуда знаешь? — спросила Филиппа. — Раз это такой страшный секрет.

— Помните историю про изгнание джинн из тела человека? Ну, помните, почему наш гуру Масамджхасара вознамерился стать джинн?

— Конечно помню, — ответил Джон. — Ты изгнал джинн из тела премьер-министра Великобритании. Им завладела какая-то джинниорка. Девочка лет двенадцати.

— Это была Фаустина, — сказал Нимрод. — Сестра Дыббакса.

— Та, что пропала без вести? — уточнила Филиппа.

— Ты знаешь об этом? — удивился Нимрод.

— Мы даже видели ее портрет, — сказала Филиппа. — В доме у бабушки Дыббакса. На острове Баннерманна.

— Вы и там успели побывать?

— Дыббакс там прятался, — объяснил Джон. — Когда его искали приспешники гуру. Похоже, Дыббакс был очень привязан к Максу, дворецкому его тети. Макс был гориллой.

— Да-да… — Нимрод замолчал и задумался, будто рылся в закоулках памяти.

— Ты рассказывал о Фаустине, — напомнила Филиппа.

— Да, так вот… — сказал Нимрод. — Фаустина считалась очень одаренным ребенком. Золотым ребенком. Например, в джиннчёт она играла даже лучше тебя, Филиппа. Все джинн отзывались о ней очень хорошо. Замечательный ум. Потрясающая логика. Сильный характер. Я и сам это почувствовал, когда изгонял ее из тела премьер-министра. В то время Сахерторты жили в Лондоне, и Дженни, которая только что родила Дыббакса, была страстной поклонницей премьер-министра. На расстоянии. Они никогда не встречались. Когда Фаустина узнала об Иблисе, она решила его обязательно наказать. Наслушавшись похвал, которые ее мать постоянно расточала премьер-министру, Фаустина решила, что он — тот единственный человек, который сможет заточить Иблиса в темницу. Потому она и вселилась в его тело. Она была очень своенравным ребенком. И в этом они с Дыббаксом схожи. Конечно же, ее затея не удалась. Она вселилась в чужое тело впервые — даже странно, что она так долго в нем продержалась. Главной ее ошибкой было то, что она не изменила голос. Она говорила своим собственным голосом, и это выдало ее мгновенно. Ну а дальше все и вовсе пошло наперекосяк. Сначала ее опьянило ощущение собственной власти. А поняв, что премьер-министр помочь ей ничем не может, она на него рассердилась. Ну и на собственную мать заодно. Тогда-то я и появился на Даунинг-стрит и, совершенно не понимая, с кем именно имею дело, изгнал Фаустину из тела премьер-министра. Только когда премьер пришел в себя, я узнал, что за джинниорка побывала в его теле. И пошел искать Фаустину. В конце концов я нашел ее тело в Музее восковых фигур мадам Тюссо. Я ждал и ждал, но душа Фаустины так и не явилась, чтобы востребовать свое тело. Так я, по крайней мере, решил поначалу. Только недавно, в Индии, я понял, что это произошло из-за анализа крови, который доктор Варнакуласурия — именно так звался тогда гуру Масамджхасара — взял у премьер-министра. Он взял кровь еще до моего прихода, когда осматривал премьера. Для джинн, находящегося в чужом теле, это крайне опасно. Вышло так, что крошечная часть души этой девочки оказалась потеряна навсегда. Потому она и не смогла собрать себя в целости и сохранности, чтобы вернуться в собственное тело. Она изменилась, пока была вне его. — Нимрод пыхнул сигарой. — Когда мы были в Индии, Дыббакс тоже все это выяснил. Он свел концы с концами и понял, что гуру Масамджхасара рассказывал о его родной сестре. Сестре, которую он никогда не видел.

— Бедный Дыббакс, — произнес Джон.

— Бедная Фаустина, — поправила его Филиппа. — Что же с нею случилось?

— Ее тело перевезли в близлежащую частную джинн-больницу, — сказал Нимрод. — Где она, видимо, до сих пор и пребывает, в глубокой коме. Что касается ее души… — Он пожал плечами. — Я искал ее по всему Лондону. И Дженни Сахерторт тоже. Но мы так ничего и не обнаружили. Обнаружить призрак вообще нелегко. Даже нам, джинн, это не всегда по силам. Призрак Фаустины никуда не наведывался, он не был замечен ни в одном доме. Думаю, он и поныне блуждает где-то… совершенно неприкаянный…

— Какой ужас! — проговорила Филиппа.