Джинн из консервной банки

Георгий приветствовал его с легким поклоном:

– Здравствуй, отец.

– Здравствуй, Гоша, – сдержанно прозвучало в ответ.

Павел Александрович даже не взглянул на сына, он высматривал жену. Увидев ее, он улыбнулся и озабоченно спросил у Георгия:

– Как вы без меня жили? Как Ольга Петровна?

Понимая, что отца интересует только жена, Георгий опустил первый вопрос и сразу ответил на второй:

– Ольга Петровна молодцом.

Павел Александрович поморщился и принялся сварливо выговаривать сыну:

– Георгий, что за выражение? Что за «молодцом»? Абсолютно непочтительное отношение к моей благоверной. И вообще, – рассердился он, – сколько раз тебе говорить, следи за речью. Перед тобой такой прекрасный пример для подражания: Ольга. Утонченная, образованная женщина, а ты… Олух ты олух… – заключил Павел Александрович, безысходно махнул рукой и широким шагом направился к супруге.

Вот это отповедь. Георгий застыл на месте.

«Слышал бы ты, старый кретин, как выражается этот „пример для подражания“ в твое отсутствие, – с обидой подумал он. – Одни „болваны“, „идиоты“ и „уроды“ у нее на языке».

Но открывать отцу глаза было не только бесполезно, но и опасно. Георгий зло сплюнул, вздохнул и уныло поплелся за Павлом Александровичем.

А он был уже совсем другим человеком: нежным, внимательным, обаятельным, заботливым и терпимым. Строгости и сварливости как не бывало.

– Ангел мой, выглядишь прекрасно, – ласково ворковал он с любимой женой. – Только глазки почему-то у нас красные. Девочку мою обижали?

Ольга молчаливо потупилась.

– А-а, мы соскучились! – радостно догадался Павел Александрович. – Признавайся, ангелочек, скучала без муженька? Скучала?

Ольга отвернулась и, словно бы украдкой, смахнула набежавшую слезу.

– Так надолго меня бросить, – капризно пролепетала она. – Это жестоко, жестоко…

Павел Александрович пришел в восторг. Он сунул Георгию свой кейс, двумя руками обнял жену и расцеловал ее в обе щеки, приговаривая:

– Ангел мой, соскучился ужасно, соскучился, соскучился.

– Я тоже, я тоже, – отвечала она, чмокая пространство губами, распространяя аромат жвачки и источая нежность, как и подобает ангелу.

Вдруг Павел Александрович случайно поймал холодный взгляд сына и рассердился.

– Жорж, ты что столбом стоишь? – строго спросил он, нехотя отстраняясь от жены.

– А что я должен делать? – удивился тот.

– Бери билет и отправляйся за вещами.

Ольга вступилась за пасынка:

– Павлуша, только что объявляли, что вещи начнут выдавать через двадцать минут.

– Мой ты ангел, – мгновенно растаял Павлуша. – Все-то она знает.

Георгий, сообразив, что отец пребывает в хорошем настроении только по отношению к жене, с ужасом ждал момента, когда станет известно, что Ольга пьяна. Конечно же она снова выйдет сухой из воды: виноват будет только Георгий. Посыпятся раздраженные вопросы: «Почему позволил? Почему не уследил?»

Георгий поспешил предупредить возможный конфликт.

– Кто-то пустил слух, что с вашим самолетом произошла авария, – сообщил он отцу.

– Что ты говоришь? – удивился Павел Александрович, с сочувствием глядя на жену.

– Да-да, – подтвердил Георгий. – Ольга Петровна конечно же запаниковала. Разнервничалась. Ее просто трясло. А в аптечных киосках, как назло, ничего приличного из успокоительного не оказалось. Только настойка пустырника.

– Надо было брать ее, – заранее рассердился на бестолковость сына Павел Александрович.

– Я так и поступил, – успокоил его Георгий, – но что такое настойка пустырника? В ее-то состоянии. Как слону дробина. В общем, еле-еле, с большим трудом уговорил Ольгу Петровну заглотнуть полный флакончик.

Павел Александрович заботливо посмотрел на жену:

– И как?

Ольга одарила пасынка признательным взглядом и брезгливо передернула плечами.

– Брр! Гадость какая! – с гримаской отвращения призналась она. – До сих пор у меня изжога. Павел, твой сын настоящий экзекутор.

Павел Александрович в тайне (даже от себя) ревновал жену к сыну. Теперь он остался доволен, одобряюще похлопал Георгия по плечу и со сдержанной нежностью сказал:

– Молодец, сынок, вижу тебе можно доверить самое дорогое…

Ольга обиженно дернула мужа за руку, стягивая внимание на себя.

– Но, Павлуша, теперь, после такого лечения, вести автомобиль придется тебе. Сам понимаешь, эта гадость – пустырник – на чистом спирте.

– Конечно, ангел мой, – согласился Павел Александрович, целуя жене пальчики.

– Заодно полюбуешься, какое удовольствие путешествовать на этой консервной банке, – капризно надувая губки, сказала Ольга. – Кстати, банка лихо прыгает назад, перед тем как выкатиться вперед. Сегодня мы едва не столкнулись с новеньким «Порше». Какой-то болв…

Ольга запнулась, но тут же нашлась: проглотив ругательство, она продолжила:

– Какой-то болгарин припарковался к нам вплотную. Еле избежала аварии.

Георгий злорадно усмехнулся, когда мачеха едва не «блеснула» своими хвалеными безупречными манерами, но Павел Александрович ничего предосудительного не заметил, а лишь ревниво поинтересовался:

– Любовь моя, почему ты решила, что он болгарин? Ты что, с ним разговаривала?

– Нет конечно. Георгий сказал мне, что он болгарин, и я поверила.