Джинн в Вавилонском подземелье

Дарий с Джоном наконец сняли старое колесо и как раз прилаживали запаску на ось, как вдруг иракский мальчик испуганно вскочил. Он молча указал на кромку холма, где на фоне солнца четко выделялись две фигуры. Алан и Нил тут же встали рядом с Джоном и зарычали, почуяв, что их юному хозяину и его друзьям грозит опасность.

— Что-то не так? — заволновался Джалобин.

— Утуг, — прошептал Дарий. — И Джиджим Демоны пустыни. Ой-й-й! Прямо как гигантская саранча! — Он нервно облизнул губы. — Боюсь, они сердятся, хозяин. На нас сердятся.

Это было похоже на правду, фигуры на холме были ростом с высоченного человека, имели человеческие ноги и руки, но головы и крылья их напоминали огромную саранчу. Поняв, что их заметили, чудища взмыли в воздух и, страшно жужжа, полетели прямиком к автомобилю.

Джон схватил лампу с господином Ракшасом, лежавшую на переднем сиденье.

— К нам приближаются два демона пустыни, — закричал он в стенку лампы. — Дарий говорит, их зовут Утуг и Джиджим, но я не уверен, что это их настоящие имена. Они похожи на ужасную гигантскую саранчу.

— Это печально, поскольку ты недавно полакомился джарадами, — отозвался изнутри господин Ракшас. — Ты съел их друзей, и церемониться с тобой они не станут. Демоны пустыни вспыльчивы, поэтому они и гоняют пыль по пустыне всю жизнь напролет. В них бушует чистое зло, без капли трезвого рассудка. Тебе может не поздоровиться, Джон, скрывать не буду!

— Придумайте какой-нибудь выход, — прервал его Джон, поскольку демоны были уже совсем близко. — Теперь время действовать.

Но было слишком поздно. Демоны пустыни приземлились перед Джоном, Дарием и мистером Джалобином. Алан и Нил угрожающе зарычали на мерзких чудищ, но Джон крепко удерживал собак за ошейники, понимая, что нападение на демонов равносильно мгновенной смерти. Но Дарий, конечно, прав: на жалость демонов тоже не возьмешь, нечего и пытаться. Их тела, казалось, сами излучали жар, настоящий жар гнева. Температура воздуха и так была под пятьдесят, но от демонов веяло точно из открытой духовки. Джон понял, что попал в настоящий переплет. Джалобин тем временем пытался отвинтить боковые зеркала «мерседеса», чтобы предъявить демонам их ужасные отражение, но у него это никак не получалось.

— Он и впрямь хочет испугать нас нашим собственным отражением, — сказал тот, кто повыше, и расхохотался. Голос Утуга, а это был именно он, оказался низким и хриплым, но страшнее всего был его смех, больше похожий на сухой лающий кашель.

— Очень трогательно, — сказал Джиджим таким же надтреснутым голосом. Лица у обоих демонов, хоть и имели человеческий рот и два больших глаза, все-таки были как у саранчи и вечно искажены гримасой. — Гляди-ка, у этого только одна рука, — добавил он, указывая на Джалобина одним из двух усиков, извивавшихся на макушке его темно-коричневой, абсолютно лысой головы.

— Может, другую отломил и съел маленький джинн? — с сарказмом сказал Утуг, глядя на Джона. — Ведь он именно так поступил с нашими друзьями. Я чую их запах в его дыхании! Я вижу, как корчатся они у него в животе. Вот и посмотрим теперь, как это ему самому понравится. Мы его насадим на вертел, зажарим заживо на углях и — съедим.

— Разве вы не слышали о правах животных? — возмущенно продолжил Джиджим. — Такая жестокость наказуема по закону. Даже в Ираке.

— Я не знал, что саранча — ваши друзья, — храбро произнес Джон. — Если бы знал, я никогда не стал бы их есть. Мне действительно очень жаль.

— Думаешь, извинился — и дело с концом? — глумливо усмехнулся Утуг. С каждой секундой гнев его, видимо, усиливался, потому что из его крошечных, едва заметных ушей повалил дым. — Позволь напомнить тебе, мелкий джинн: у саранчи тоже есть чувства.

— Не только чувства, — настаивал Джиджим. — Права! У саранчи есть право на жизнь, как у любого джинн или человека.

Утуг шагнул к Джалобину.

— Я хочу съесть этого толстяка, — сказал он. — Плохо только, что у него всего одна рука. Руки-то — самое вкусное! Обожаю. Особенно пальцы.

— Да, на пальцах кожа вкусная. Но лично я больше всего люблю разгрызать головы. С хрустом. Особенно когда волос много, как у этого маленького человека.

Вверх от ступней Джиджима поднялись в воздух два смерчика, и в лицо Джону ударила горячая, иссушающая глаза пыль. Едва она попала в нос, как Джон оглушительно чихнул — прямо на Джиджима, и капельки влаги зашипели на бурой кожистой груди демона как сырое яйцо, попавшее на раскаленную сковородку.

— Ну разве он не очаровашка? — скорчился Джиджим.

— Разорви-ка его на куски за плохие манеры, — сказал Утуг. — В наказание за хамство.

Алан и Нил громко залаяли.

— А собак — за то, что они такие уроды.

— Сделай что-нибудь! — закричал Джалобин Джону. — Иначе наша песенка спета.

— Не могу, — сказал Джон. — Если я воспользуюсь джинн-силой, Айша это тут же почувствует, и мы лишимся последних шансов на спасение Филиппы.

— Последних шансов мы лишимся сейчас, потому что просто погибнем, — возразил Джалобин и взвыл от боли, поскольку Утуг дотронулся до него длинным костлявым пальцем. — Ну и горячая бестия! Палец — как раскаленная кочерга.