Джинса

— Вот! — взвился Жора. — И я думал, что не может. А на поверку оказалось, что очень даже может. Да еще как!

— Как? — снова не утерпела Даша.

— Ты чего заладила?

— Жесть! — выдохнула Даша. — И что?

— Что-что… Хлопнул дверью и ушел. Даже щетки зубной не взял. Вот, — Жора революционно поднял руки, сжимающие пасту и щетку, — Кирилл Кириллович дал. Взаймы.

Даша спешно полезла в ящик своего стола и достала оттуда небольшое полотенце в летнюю оранжевую полосочку:

— На, возьми. Оно чистое.

— Спасибо, — сказал Жора, бросив полотенце через плечо, отвернулся от Даши и замолчал, направив скорбный взгляд в окно.

В глазах его было влажно и серо, как за окном. А там уже почти голые деревья стыли на осеннем ветру, беззвучно и горестно качали ветками над головами прохожих, и небо было бесцветным, как застиранная тряпка, брошенная у порога.

Жора был погружен в себя. Внезапно он почувствовал, как кто-то коснулся его плеча.

— Ну что с тобой? — спросила Инна. Она стояла там, где пару минут назад была Даша.

— Так, ничего особенного, — устало ответил Жора. — У моей жены завелся любовник.

— Почему ты так решил?

— Потому что прихожу я вчера домой, а там — любовник.

— А с чего ты решил, что это любовник? Может, это сосед, — предположила Инна.

— А что, сосед не может быть любовником? — возразил Жора.

— Может, но почему ты решил, что он любовник?

— Послушай, я же не маленький. Потому что… Потому что они там… не чай пили!

— Вот как… — сочувственно вздохнула Инна.

— Именно!

— Ну и что потом? Что жена?

— Что жена? Что в таких случаях говорят! — Жора вяло передразнил жену: — «Это не то, что ты подумал»!

— А ты?

— А я повернулся, дверью хлопнул и пошел. — Жора шмыгнул носом и усилием воли задавил рвущуюся наружу слезу. — Даже щетки зубной с собой не взял.

— Да-а-а… — протянула Инна. — Тут уж не до щетки. Подожди-ка… — Она взяла со стойки ресепшн свою сумку и вытащила оттуда банан. — Вот, возьми. Ты ж наверняка не завтракал ничего.

37

После разговора с Жорой у Кирилла Кирилловича остался неприятный осадок.

Он, как заводная механическая игрушка, задумчиво ходил по периметру стен, отбрасывая на них бледную, изможденную тень, и размышлял о причинах внезапно проснувшейся в нем ревности.

После всего случившегося Нелли вполне могла посчитать себя свободной от каких бы то ни было обязательств, а то и вовсе задаться целью — назло отплатить ему той же монетой.

Он представлял, как, вернувшись домой в неурочный час, застает жену в чужих объятиях. От этого Кирилл Кириллович багровел, тяжело дышал, а пульс доходил до ста ударов в минуту. Он вспоминал самые радостные моменты их совместной жизни, и все они были омрачены, перечеркнуты, пропитаны горечью ее возможной измены.

Память извергала из собственных недр все больше и больше подробностей их счастливого прошлого. Кирилл Кириллович был старожилом собственной памяти, а потому лучше других знал, что подобной сейсмической активности не случалось с ним, пожалуй, никогда.

Он вспоминал, как они сидели на пустынном пляже зимним вечером, прижавшись друг к другу, укрывшись одним одеялом. Перед ними было море с лунной дорожкой, над ними — небо со звездами. И казалось, что под этим одеялом столько счастья, столько покоя, столько любви, что хватит надолго. И в этот самый момент это тепло, покой и любовь со свистом уносились из-под этого одеяла, как воздух из пробитой гвоздем покрышки.

Он вспоминал, как они целовались во дворе ее дома под деревом, кажется, лет сто назад, и дул сильный ветер, и с дерева падали каштаны — шлепались вокруг и укатывались… А на следующий день была свадьба. Это было прекрасное время однокомнатной квартиры, еще не приватизированной, еще не познавшей трагедии и фарса евроремонта. Когда Нелли еще стирала руками, а не «бошем», а он выстукивал что-то среди ночи на пищущей машинке «Москва» (черные «копирки» будней, красные «копирки» выходных), даже не мечтая о чем-нибудь вроде ноутбука. Это было время, когда они со смехом заползали под диван в поисках закатившейся мелочи, которой всегда на что-то не хватало… Как ни странно, тогда было значительно больше поводов для веселья. И прожиточный минимум любви был выше…

А сейчас выходит, что и вовсе: секс с каким-то другим мужчиной, дыхание в чужое плечо, шепот в чужое ухо. Кирилл Кириллович задыхался от негодования. Те же слова, те же взгляды, те же жесты, но обращенные уже не к нему. Не к нему!

Он взял дрожащими руками телефон со стола и набрал номер. Уже одни только длинные гудки, звучащие в ухе, показались ему подозрительными.

Наконец он услышал ее взволнованный голос — запыхавшийся и возбужденный.