Джинса

Алиса еще не знала, что одно из серьезных тендерных отличий заключается в том, что женщина хочет походить с мужчиной по театрам, ресторанам, выставкам для того, чтобы понять, стоит ли идти к нему домой, а мужчина хочет привести женщину домой для того, чтобы понять, стоит ли водить ее по всем этим заведениям.

Ираклий громко вздохнул и задумался:

— Ладно, знаю я одно гламурное местечко. Там такие чебуреки… И люди, между прочим, очень приличные…

8

Даша постучала в директорскую дверь и вошла.

— Кирилл Кириллович, вот смета ролика про шампунь на утверждение — Инна просила передать.

— Так у нас ведь еще даже сценария нет… — удивился директор.

Даша пожала плечами и положила на стол бумаги. В ту же секунду раздался телефонный звонок.

Кирилл Кириллович поднял трубку и принялся изучать смету.

— Да, милая. Нет, вечером у меня важная встреча… — Он взял аккуратно отточенный карандаш и поставил несколько вопросительных знаков напротив столбцов с цифрами. — От блондинок придется отказаться, — тихо сказал Кирилл Кириллович секретарше.

Даша услышала, как трубка отреагировала, громко «дав петуха», — слов было не разобрать, но даже на приличном удалении от аппарата ухо резали высокочастотные колебания и захлестывающие амплитудные модуляции.

— Нет-нет, милая, это не тебе, это мне придется отказаться от блондинок! — ответил в трубку директор. — Нет, не сегодня вечером, а вообще!

Застывший у очередной цифры отточенный длинный грифель надломился под напором директорской руки, отскочил куда-то к плинтусу и там упокоился с миром, оставив после себя лишь серую въедливую пыль на белом листе.

— Нет, дело не в брюнетках! Да что ж это такое! — Кирилл Кириллович закатил зрачки под верхние веки.

Даша на мгновение ужаснулась при виде опустевших, словно закрашенных белилами начальственных глаз, но вскоре они приняли привычный вид и замерли неподвижно и остекленело. И голос отчаянно, кажется, безо всякой надежды на понимание, произнес:

— Нет, все совсем не так, как ты подумала! Просто блондинки дорого стоят, понимаешь?

9

Жора стоял у ресепшн и разговаривал со своей женой по стационарному телефону:

— Я сегодня поздно приду — Сашка переезжает. Попросил вещи потаскать. Нет, пить он меня не просил. Ты же знаешь, об этом меня просить не надо. Короче, к ужину не жди. Все. Пока.

Как только он положил трубку, к нему подошел Ираклий:

— Жора! Можно у тебя попросить взаймы?

Жора на некоторое время застыл, как будто его пронзила стрела, смазанная ядом кураре, но быстро очухался:

— Старик, я бы рад, но не могу чисто по медицинским показаниям. Я вот если дам кому денег, то у меня потом спазмы мышечные начинаются, подергивания такие, — тут он продемонстрировал какую-то странную пантомиму с частыми подергиваниями. — И еще тут, — быстро сжал руками собственное горло, побагровел и выпучил глаза: — так перехватывает — совсем дышать не могу…

— Так бы сразу и сказал: жаба душит! — обиженным тоном ответил Ираклий.

Жора удивленно поднял брови и выпятил нижнюю губу:

— А доктор сказал — невралгия…

Тут на удачу мимо проходил Лазарь Моисеевич.

— Лазарь Моисеевич, не одолжите мне пять — шесть тысяч? — обратился к нему Ираклий.

Лазарь Моисеевич остановился и по-деловому поинтересовался:

— А вам на что?

Этот вопрос, по всему было видно, озадачил Ираклия.

— Честно? На красивую жизнь.

Лазарь Моисеевич сморщил свое и без того морщинистое, как у шарпея, лицо:

— Простите, Ираклий, но думаю, это как-то не очень правильно: давать на красивую жизнь из денег, отложенных на черный день. — На этих словах Лазарь Моисеевич продолжил прерванное движение по направлению к директорскому кабинету. А Ираклий так и остался стоять один, посреди опустевшего коридора, посреди обступившего его со всех сторон одиночества, без столь необходимого каждому человеческого участия, без помощи, без понимания, без любви, а главное — без денег.

10

По подиуму однообразной походкой двигались высокие низкокалорийные девушки, демонстрируя нижнее белье, заостряя ключицы, коленные и локтевые суставы, обозначая прямые углы лопаток, играя, словно четками, гирляндами позвонков — от шейных до крестцовых и даже копчиковых. Вспышки фотокамер назойливо жалили сетчатку. Дышать вместо воздуха приходилось новыми ароматами на любой вкус: от Dior, Kenzo, Armani, Givenchy, Gucci, Dolce Gabbana… Звучала громкая не то чтобы даже музыка — какая-то какофония, нанизанная на однообразный, бесконечно повторяющийся ритм. Кирилл Кириллович физически чувствовал, как тяжелые басы пробивают его насквозь, метят в самое сердце и рикошетят от стен, вызывая тахикардию. Его нестерпимо влекло наружу — глотнуть осеннего воздуха и тишины.

— Они хотят, чтобы мы сделали буклет. Надо разработать концепцию, визуальный ряд и составить небольшой текст! — кричал в ухо Лазарь Моисеевич.

— Это сейчас модно? — недоумевал Кирилл Кириллович.

— Последняя коллекция!

— От трусов, я смотрю, в последней коллекции практически ничего не осталось… — обратил внимание Кирилл Кириллович и тяжело вздохнул. — Да-а-а… Тут не то что носить, тут даже писать-то не о чем…