Джинсомания

Разгонов сумел протолкаться внутрь и, глядя на этикетки джинсов прихожан, все больше и больше удивлялся. В этот день под сводами Храма Единой Церкви собрались вместе все антагонисты и лютые враги: здесь стояли "дикие коты" и "крикливые спорщики" [Wrangler (англ.) - ковбой - в другом значении можно перевести как "крикливый спорщик"], "защитники" и "золотозвездники", "голубые доллары" и "сверхстрелки"... Могучие аккорды "тяжелого рока" сотрясали плотную атмосферу церкви. Джинсовые фанатики пели, прося своего джинсового бога о прощении и пощаде, многоголосье сливалось с музыкой электронного синтезатора, взмывало под купол и застывало там стоячей волной, настолько мощной, что казалось своды сейчас не выдержат и обрушатся. Над алтарем в призрачном мерцании газосветных трубок парило огромное скульптурное распятие: спаситель в джинсах фирмы "Лэвис" и обнявшая крест богородица в джинсах фирмы "Ли". Священник, на котором из джинсовой ткани было все, включая перчатки, плащ и высокий колпак, мерно раскачивал портативным магнитофоном "Нэшнел панасоник" и, позвякивая хромированными браслетами с надписью "I love you", относящейся, по-видимому, к богу, хорошо поставленным голосом зачинал каждую новую строчку молитвы, и фанатики, вскидывая вверх руки, подхватывали эти строчки нестройными, но сильными голосами.

Внезапно стены храма задрожали, из леса послышались гортанные крики, шум борьбы и вопли ужаса, трескотня автоматов разорвала иллюзорную гармонию богослужения. Потом кто-то перерубил силовой кабель, музыка смолкла, погасли люминесцентные лампы, распятие погрузилось во мрак и началась паника...

Вслед за сорок восьмым кончился пятидесятый, а когда не стало сорок шестого и сорок четвертого, не стало и очереди. Разгонову ничего не досталось. Очкарику и черноглазенькой тоже, а бородач купил с горя пятьдесят второй на свои пятидесятого размера бедра.

- Счастливо, джинсоманы! - сказал лысеющий. - Удачи вам в грядущих очередях!

Вокруг образовывались небольшие скопления людей. Кто-то что-то менял, кто-то что-то продавал, кто-то, безусловно, для того и покупал, чтобы тут же перепродать. Разгонов этого не любил, как не любил стоять у дверей театра и "стрелять" лишний билетик, потому что даже если таковой попадался, у Разгонова всегда уводили его из-под самого носа. Разгонов не любил расталкивать локтями ближних и не умел урвать того, что не принадлежало ему по несомненному праву. Поэтому он теперь ни у кого ничего не спрашивал, а просто ходил в некоторой растерянности и посматривал на счастливчиков с пакетами в руках.

И вдруг к нему обратились:

- Эй, парень, у тебя сорок шестой? Штаны нужны?

- Сколько? - спросил Разгонов.

- Сто сорок, - ответили ему.

- Сто десять, - возразил Разгонов.

Сторговались на ста двадцати. После Разгонов никогда не мог вспомнить, как выглядел человек, у которого он купил джинсы. Смешно, но он даже не успел понять, мужчина это или женщина.

Вирус джинсомании был полностью обезврежен; всех фанатиков давно переловили и пустили в расход; никто не страдал сексуально-джинсовыми расстройствами; джинсы стоили сто рублей; на деревьях росли обыкновенные листья; а зарплату выдавали деньгами.

Разгонов шел домой и держал в руках пакет с настоящими собственными джинсами.