Джип, ноутбук, прошлое

– Папа… Сегодня воскресенье… Почему мы должны куда-то идти?

– Не куда-то, а в церковь.

– Зачем?

– Согласна, – вмешалась Юля, – зачем? Когда это ты успел стать сильно верующим?

Руслан закончил повязывать галстук?

– Я – не сильно верующий. Но местные жители – верующие. Они крестятся, держат дома иконы, ходят в церковь. Мы на их фоне и так слишком сильно выделяемся, если еще и в церковь не пойдем, на нас начнут коситься.

– Давай завтра, а?

– Завтра – понедельник, а сегодня – воскресная служба. Заканчивайте препирательства, собирайтесь, пойдем.

– Бедные крестьяне… – пробурчала Аня.

– Крестьяне-то тут с какого боку?

– Они целыми днями работают, да еще и в воскресенье им поспать не дают…

– Пойдем, жалельщик, – Руслан потрепал дочку по голове.

***

– Краткая инструкция, – остановил он своих девчонок неподалеку от собора, – платки повязать на головы, так, чтобы волосы были спрятаны. При входе в церковь – креститься, при выходе – креститься, во время службы каждый раз, когда остальные крестятся – креститься. Когда кланяются – кланяться. Все понятно?

– Угу…

Людей в церкви было не так уж и мало. И не одни старушки: были тут и мужчины и молоды женщины и дети.

– Народ на самом деле верующий, – констатировала Юля шепотом и перекрестилась.

– Никто не крестится, – шепнул Руслан.

– Это я так, для тренировки. Не думаю, что меня прогонят из собора, за то, что я лишний раз перекрестилась.

– Папа, а чем церковь от собора отличается?

– Понятия не имею. Собор больше, наверное.

Появился священник в фиолетовой шапочке в форме цилиндра. Началась служба.

Лазаревичи тихо стояли в общей толпе, машинально крестились и думали о своем.

Руслан оглядывал молящихся. "Что-то незаметно здесь особого рвения в вере. Так, по привычке. Некоторые вон, шепчутся, старик, кажется и вовсе засыпает… Похоже, здесь, как в Америке в изложении Задорнова: они не веруют, они ходят в церковь". Дети и вовсе откровенно тяготились присутствием.

Юля вообще ушла мыслями далеко от церковной службы. Она продолжала про себя спорить с Русланом, пытаясь придумать аргументы в пользу того, что они должны предупредить кого-нибудь о Первой мировой и революции.

Аня рассматривала священника и думала о том, почему у него борода полосатая: по краям черная, а в середине – седая.

– Господи, помилуй, – прогудели в церкви.

Мимо Руслана протиснулся мальчик и погасил свечку у иконы.

– Господи, что ся умножиши…

– Доброе утро, Руслан Аркадьевич, – прошептали за спиной.

Лазаревич вздрогнул и оглянулся.

– Доброе утро…

Исправник. С дочерью.

– Решили посетить церковь? Значит, в православной вере крещены?

– В православной. Мы же русские люди.

– Всякое бывает, всякое… Так что ж это вы, Руслан Аркадьевич, обещания свои нарушаете? Обещали в гости ко мне придти, а сами?

– Так, понимаете ли… Одежда у нас только дорожная, неудобно как-то…

– Ничего страшного, у меня все по-простому, без китайских церемоний.

– Господи, да не яростию твоею… – гудел священник.

– Так что жду вас сегодня к шести часам, в своем доме. Непременно приезжайте. С женой и дочкой.

Дочка исправника скривила губки. Похоже, у нее была мыслишка насчет пообщаться с американцем без всяких там супруг, но невнимательный – или слишком внимательный – папенька испортил ей всю малину.

– Жду, жду…

– Пойдем? – наклонилась Юля, глядя в спину выходящего из собора исправника

– Конечно. Мне как-то не хочется, чтобы на нас обиделся главный полицейский города. По нашим временам – начальник РОВД. Пойдем.

– Я не умею есть ножом и вилкой. И этикету не обучена.

– Валим все на американскую простую и суровую жизнь. Главное, браслет с шипами сними. Совсем рехнулась: в церковь с металлистскими прибамбасами?!

– Все равно никто не поймет.

– Аллилуия, аллилуия, аллилуия…