– Отец Афанасий.
– Куда же вы, батюшка, так направляетесь, да еще пешком?
– А на чем же мне, простите, передвигаться? Бог дал нам ноги для ходьбы.
– На "мерседесе", – пробормотала Юля, но священник не расслышал. Да и сложно представить деревенского священника на иномарке. Даже в 2012 году.
– Да вот, слышал я от прохожего, что деньги вы, ну, не вы лично, ваши коллеги, дерете, простите, безбожно. По двадцать рублей за раз. Это как?
– Священники, – наконец произнес он, – Тоже люди. Все разные. Кто действительно безбожно требует с прихожан, кто довольствуется принесенным. Не надо обо всех судить по немногим…
Если посмотреть на отчаянно стоптанные сапоги, отец Афанасий относился ко второй категории.
– Одни за плату и кобеля отпоют, другие ночью в дождь пойдут за десять верст пешком проводить в последний путь преставившегося, за десяток яиц. Все люди разные.
– Кстати, о людях, – вмешалась Юля.
Они с Русланам уже успели поцапаться. Юля заявила, что господин Столбов – явление нетипичное для России, некий выродок. Руслан ответил, что судить по одному человеку обо всех не собирается, но и вещи сволочь-торговец говорил верные.
– Тут мы встретили человека, который говорил, что крестьяне ваши голодают, живут плохо, денег не имеют.
– Все люди разные, – повторил священник, – я знаю крестьянина, Захар Прокофьев, из Загривья, тот в прошлом году отселился на хутор, в десять десятин. Ссуду взял, перенес избу, амбар, сенник, гумно, ригу. Лошадь имеет, три коровы, плуг, соха, борона. Он в землю вцепился, аки древнегреческий герой Антей: убрал камни с участка, распахал, клевер засевает для улучшения плодородности. Хорошо живет, работает.
– Батраков нанимает? – немного неприязненно – вспомнился Столбов – спросил Руслан.
– Нанимает, куда ж без этого. В горячую пору без лишней пары рук никуда. Захар хорошо живет, а другой крестьянин, из того же Загривья, Сенька Вражин, тоже из общины выделился. Землю продал, с долгами расплатился и теперь к тому же самому Захару нанимается, ходит пьяный, в отрепье. Все люди разные, все. Кто пьет да жалуется, а сорок лет назад крестьяне из нашего уезда сами веялки собирали. Из всякого хлама, конечно, но собирали же. Все люди – разные.
– Так я не поняла, – толкнула его в спину Юля, – хорошо здесь крестьяне живут или плохо? Один говорит одно, другой – другое.
– А я тебе говорю третье: тут на месте, с людьми пообщавшись, не понятно ничего, а ты, ничего не понимая, хочешь что-то менять в истории…
– Да не хочу, не хочу. Я хочу есть, в душ и мужа.