Дживс и феодальная верность

– И люблю. Но у меня нет больше сил то и дело ходить к Тому за денежными вливаниями. Всякий раз как я обращаюсь к нему с просьбой об очередном чеке, он спрашивает: «А разве ваш журнал еще не окупается?» Я отвечаю: «Нет, дорогой, пока еще нет». А он на это: «Гм!» – и добавляет, что, мол, если так будет продолжаться, мы все к Рождеству перейдем на пособие как неимущие. Мое терпение лопнуло. Я как те нищенки, которые с младенцами на руках умоляют на улице купить у них веточку вереска. И когда я встретила у Агаты Троттера, то решила: вот человек, которому я передоверю «Будуар», если только человеческим ухищрениям под силу это осуществить. Ты что-то сказал?

– Я сказал: «Ох, ах!» Хотел еще добавить, что очень жаль.

– Да, жаль. Но деваться некуда. С каждым днем добывать у Тома деньги становится все труднее. Он говорит, что любит меня всей душой, но всему есть предел. Ну ладно, жду тебя завтра. Не забудь про ожерелье.

– Завтра с утра пошлю за ним Дживса.

– Хорошо.

Тетя Далия, кажется, хотела еще что-то сказать, но тут женский голос за кадром произнес: «Три минуты истекли», – и она сразу повесила трубку, как женщина, которая испугалась, как бы с нее не содрали еще пару шиллингов или сколько там полагается.

В комнату неслышно просочился Дживс.

– Э-э, Дживс, – сказал я. – Завтра мы едем в Бринкли.

– Очень хорошо, сэр.

– Тетя Далия зовет меня, чтобы я немного взбодрил нашего знакомца Перси Горринджа, который у них там завелся.

– Вот как, сэр? Тогда, может быть, вы позволите мне на той неделе съездить на один вечер в Лондон?

– Конечно, Дживс, конечно. Собираетесь поразвлечься?

– В клубе «Ганимед» состоится ежемесячный банкет, сэр. Меня попросили занять кресло председателя.

– Занимайте, разумеется. Вы более чем достойны этой чести.

– Благодарю вас, сэр. К исходу дня я вернусь.

– Вы выступите с речью, я полагаю?

– Да, сэр. Без речи председателя какой же банкет?

– Не сомневаюсь, что они у вас все будут кататься от смеха. Да, чуть не забыл. Тетя Далия просила меня привезти ее ожерелье. Оно в мастерской «Эспиналь» на Бонд-стрит. Не могли бы вы утром за ним зайти?

– Разумеется, сэр.

– И вот еще что, я чуть было не упустил вам рассказать. Ту тысячу фунтов Перси все же раздобыл.

– Неужели, сэр?

– Нашел себе благотворителя. Интересно, кто этот простофиля?

– Да, сэр.

– Глупец какой-нибудь.

– Несомненно, сэр.

– Тем не менее – вот. Только подтверждает слова покойного Барнума[26], что простофили родятся каждую минуту.

– Вот именно. Это все, сэр?

– Да, это все. Доброй ночи, Дживс.

– Доброй ночи, сэр. Утром я упакую вещи.

Глава 9

К вечеру следующего дня, после приятной поездки по живописной сельской местности, я завернул в ворота Бринкли-Корта и, выйдя из своего двухместного «бентли», пошел уведомить хозяйку о нашем прибытии. Я нашел тетю Далию в кабинете, или «логове», где она проводила досуг за чашкой чаю и романом Агаты Кристи. Когда я предстал перед нею, она бросила на мои усы мимолетный взгляд, правда, вздрогнула, как нимфа, которую застали за купанием, и пробормотала: «И это лицо, которое останавливало тысячу башенных часов?»[27], а так никаких замечаний не отпустила. Возможно, сберегала на будущее.

– Привет, рептилия, – сказала она. – Так ты, стало быть, приехал?

– Приехал, – подтвердил я, – волосы в косице и застегнутый на все пуговицы. Рад вас приветствовать, престарелая родственница.

– И я тебя, безмозглая твоя голова. Ожерелье мое ты, конечно, забыл привезти?

– Совсем даже нет. Вот оно. То самое, что дядя Том подарил вам на Рождество, верно?

– Верно. Ему нравится, когда я надеваю его к обеду.

– Кому же не понравится, – галантно отозвался я. Вручив драгоценность, я закусил тостом с тетиного стола. – Ну-с, приятно снова очутиться под старым родным кровом. За мной моя прежняя комната, надеюсь? А как вообще дела в Бринкли-Корте и окрестностях? Как поживает Анатоль?

– Прекрасно, как всегда.

– У вас шаловливое выражение лица.

– Я чувствую себя неплохо.

– А дядя Том?

По ее цветущему лицу пробежала тень.

– Том все еще не в духе, бедняжка.

– Из-за Перси?

– Ну да.

– Значит, мрак Горринджа по-прежнему не развеялся?

– Куда там. После приезда Флоренс стало только хуже. Том кривится всякий раз, как его видит, особенно за столом. Говорит, что, когда у него на глазах Перси отодвигает, не отведав, блюда, созданные рукою Анатоля, у него кровь приливает к голове и от этого начинается несварение. Ты ведь знаешь, какой у него чувствительный желудок.

Я похлопал тетушку по руке.

– Бодритесь, – сказал я ей. – Я этого Перси развеселю. Фредди Уиджен показал мне на днях фокус с двумя пробками и веревочкой, который не может не вызвать улыбку на самой страдальческой физиономии. У нас в «Трутнях» все хохотали до колик в животе. Две пробки, надеюсь, у вас найдутся?

– Хоть двадцать, если понадобится.

– Отлично. – Я взял пирожное под розовой глазурью. – Так что с Перси мы разобрались. А как остальной персонал? Кто-нибудь еще тут гостит, кроме Троттеров и Флоренс?

– Пока нет. Том обмолвился, что завтра должен заехать к ужину некто лорд Сидкап по пути на воды в Дройтвич. Не знаешь такого?