Дживс и феодальная верность

Он оглянулся на Дживса с безумной догадкой во взоре. У тети Далии, я услышал, перехватило дыхание.

– Это правда?

– Да, сэр. Могу гарантировать успех.

Л. Дж. Троттер звучно охнул.

– Идемте, – кратко вымолвил он.

– Я с вами, – сказала тетя Далия. – Буду держать вас за ручку.

– Одно только предупреждение, – остановил я их на пороге. – Сначала, когда вы проглотите содержимое стакана, у вас возникнет минутное ощущение, будто вас поразила молния. Не обращайте внимания. Это все входит в целительный процесс. Последите только за своими глазами, а то они выскочат из орбит и ударятся об стену.

И они вышли из столовой, оставив меня наедине с Флоренс.

Глава 22

Странно, но факт, что среди сутолоки и суеты последних событий, когда люди постоянно приходили и уходили по двое, по трое, а в случае Спода по одному, я совершенно не задумывался о том, что неизбежно настанет момент, когда я и эта девица останемся с глазу на глаз в так называемом solitude a deux[62]. И вот теперь, когда это случилось, растерялся, не зная, с чего начать разговор. Но я все-таки попытал удачи, воспользовавшись тем же приемом, что и раньше, когда пришлось завязывать разговор с Л. Дж. Троттером.

– Передать вам сосиску? – предложил я.

Она ответила отрицательным жестом. В том смысле, что ее душевное волнение невозможно унять сосисками.

– О, Берти, – только произнесла она и смолкла.

– Или кусок ветчины?

Флоренс покачала головой. Спрос на ветчину оказался также невысоким.

– О, Берти, – повторила она.

– Я здесь, перед вашими глазами, – отзываюсь, чтобы ее подбодрить.

– Берти, я не знаю, что делать.

И снова отключилась. Я стою жду, что дальше. Мелькнувшую было мысль предложить еще и порцию рыбы я сам отверг. Дурацкое занятие – перебирать все, что значится в меню, словно какой-нибудь официант перед нерешительной посетительницей.

– Я чувствую себя ужасно, – говорит она.

– А вид у вас цветущий, – заверил я ее, но она отмахнулась и от этого тонкого комплимента.

Снова наступило молчание. А потом у нее все-таки вырвалось:

– Из-за Перси.

Я в эту минуту жевал тост, но тут галантно положил его обратно на тарелку.

– Из-за Перси? – переспросил я.

– О, Берти, – в который раз повторила Флоренс. И судя по тому, как дергался у нее кончик носа, она была вне себя. – Все это… что сейчас произошло, когда он сказал, что не огорчит девушку, которую любит… и я поняла… на что он пошел ради меня…

– Я с вами совершенно согласен, – сказал я. – Благородный поступок.

– …со мной что-то произошло. Я словно впервые увидела настоящего Перси. Конечно, я всегда восхищалась его интеллектом, но это совсем другое. Мне открылась его душа, я увидела…

– …как она прекрасна, да? – подсказал я ей.

Флоренс глубоко-глубоко вздохнула:

– Я была сражена. Потрясена. Я поняла, что он – воплощенный Ролло Биминстер в жизни.

Мгновение я не мог сообразить, кто это. Потом вспомнил:

– …О, а, да. Вы не успели мне подробнее рассказать о нем – только, что он пришел в отчаяние.

– Это в самом начале, до того как они с Сильвией помирились.

– Они, значит, все-таки помирились?

– Да. Она заглянула ему в душу и поняла, что никого другого для нее не существует.

Я уже упомянул, что в то утро сообразительность моя достигла высшей точки, и в этих ее словах я уловил отчетливый призвук проперсивальских (на сегодняшний день) настроений. Я мог, конечно, ошибаться, но думаю, что не ошибался. И эти настроения я оценил как благоприятные, заслуживающие дальнейшего внедрения. Как справедливо заметил Дживс, в людских делах бывают спады и подъемы, на гребне приносящие удачу.

– Послушайте, – говорю я ей. – Вот какая мысль мне пришла в голову: почему бы вам не выйти за Перси?

Она вздрогнула. Очнулась. Затрепетала. Ожила, словно ощутила под килем струение жизни. В ее глазах, устремленных на меня, я без труда заметил свет надежды.

– Но ведь я обручилась с вами, – возразила она в том смысле, что готова, кажется, убить себя за такой глупый поступок.

– Ну, это несложно исправить, – успокоил я ее. – Отмените помолвку, и все дела, вот вам мой совет. Зачем вам в доме такой хилый мотылек, как я, вы нуждаетесь в родственной душе, в друге, который носит шляпу девятого размера и будет сидеть с вами, держась за руки, и говорить о Т. С. Эллиоте. Перси как раз отвечает всем этим требованиям.

Флоренс слегка задохнулась. Свет надежды разгорелся еще ярче.

– Берти! Вы согласны меня освободить?

– Ну разумеется. Само собой, горькая утрата, и все такое прочее, но считайте вопрос решенным.

– О, Берти!

Она повисла у меня на шее и наградила меня поцелуем. Неприятно, конечно, но что поделаешь, с такими вещами приходится мириться.

Так мы стояли, без слов заключив друг дружку в объятия, когда тишину нарушил как бы взвизг местной собачонки, должно быть, стукнувшейся носом о ножку стола.

Но только это была не собачонка. Это был Перси. Он стоял в дверях, весь напружинившись. И неудивительно. Ведь если любишь девушку и, входя в комнату, застаешь ее в обнимку с другим парнем, испытываешь ужасные страдания.

Овладев собой ценой огромного усилия, Перси произнес:

– Продолжайте, прошу вас. Извините, что помешал.