Дживс и феодальная верность. Дживс готовит омлет. На помощь, Дживс! Держим удар, Дживс!

К этим действиям меня побудила очень веская причина. На заключительных этапах поминального панегирика напольным часам до моего слуха начали доноситься странные звуки, будто кто-то поблизости полощет горло. Оглядевшись вокруг, я поймал на себе пристальный взгляд скотч-терьера Бартоломью, недвусмысленно свидетельствующий о дурных намерениях, столь характерных для тварей этой породы. У скотч-терьера, возможно по причине кустистых бровей, всегда такой вид, будто он проповедник из некой особенно строгой шотландской секты, а вы — прихожанин, пользующийся сомнительной репутацией и посаженный в первом ряду партера.

Вообще-то я не особенно приглядывался к его бровям, потому что мое внимание было приковано к зубам. Надо сказать, эта скотина Бартоломью был оснащен ими по уши, и в данный момент безупречное смертоносное оружие было приведено в полную боевую готовность. В моем воспаленном сознании мелькнуло все, что мне приходилось слышать о повадках этой несносной твари, которая вначале кусала и только потом задавала вопросы и выясняла отношения. Теперь, надеюсь, вам понятно, что вышеупомянутый прыжок на комод был совершен строго по витальным показаниям. Вустеры отважны, но зря не рискуют.

Папаша Бассет остолбенел, и только когда его взгляд упал на Бартоломью, он отказался от своей первоначальной мысли, что Бертрам, не выдержав напряжения, тронулся умом и нуждается в срочной помощи врача-психиатра. Старикашка холодно посмотрел на Бартоломью и обратился к нему так, будто тот стоял перед ним в полицейском суде.

— Ступайте прочь, сэр! Лежать, сэр! Прочь! — проскрежетал он, если можно так выразиться.

Конечно, я бы мог ему сказать, что со скотч-терьерами не стоит разговаривать в таком тоне, ибо из всех пород собак, за исключением, пожалуй, доберман-пинчеров, они самые обидчивые и скорые на расправу.

— Возмутительно! Почему Стиффи позволяет этому мерзкому созданию слоняться по всему…

Полагаю, он намеревался сказать «дому», но не успел. Ибо пришла пора действовать, а не разглагольствовать. Булькающий звук многократно усилился, Бартоломью напряг мускулы и приготовился к прыжку. Вздрогнул, ожил он, рванулся так, как будто грозный шквал у него в крови взыграл, как метко сказал не помню кто. И папаша Бассет с проворством, которого я в нем не подозревал, вспорхнул как голубь и очутился на комоде рядом со мной. Не знаю, обставил ли он меня на секунду-другую, но думаю, да, обставил.

— Это просто невыносимо! — прошипел он, когда я вежливо подвинулся, чтобы дать ему место рядом с собой. Мне были понятны его чувства. Теперь, сколотив состояние, он хотел от жизни одного — находиться как можно дальше от Бертрама Вустера, а вместо этого он сидит на тесном комоде бок о бок с упомянутым Вустером. Тут поневоле впадешь в уныние.

— Да уж, хорошего мало, — согласился я. — Животное ведет себя неподобающим образом.

— Он, должно быть, с ума сошел! Он же прекрасно меня знает, каждый день видит.

— Да, но он вас еще никогда не видел в этом халате, — ввернул я, воспользовавшись слабым звеном в цепи его аргументов.

Видимо, чувство меры мне изменило. Старикан обиделся до глубины души.

— Чем вам не угодил мой халат? — сварливо осведомился он.

— Чуть-чуть ярковат, вам не кажется?

— Не кажется.

— Ну а скотч-терьеру кажется, он такой впечатлительный.

Я замолчал и тихонько хихикнул. Старикашка встрепенулся и поинтересовался, какого черта я хихикаю.

— Да вот представил себе, — объяснил я, — как славно было бы отлупить эту впечатлительную тварь. Жаль только, что в таких случаях всегда возникает загвоздка с оружием. Года два-три назад со мной случилось подобное происшествие. Я гостил в хартфордширском имении моей тетки Агаты, и один обозленный лебедь загнал нас с приятелем на крышу лодочного сарая. Уж, кажется, чего лучше — запустить бы в проклятую птицу кирпичом или шарахнуть ее багром по башке, но у нас ни кирпича, ни багра под рукой. Пришлось ждать, пока не появится Дживс, который в конце концов услышал наши вопли. Посмотрели бы вы тогда на него! Он бесстрашно ринулся…

— Мистер Вустер!

— Да?

— Прошу избавить меня от необходимости выслушивать ваши излияния.

— Я только хотел сказать…

— Воздержитесь.

Воцарилось молчание. С моей стороны это было оскорбленное молчание — я же хотел всего лишь развлечь старикашку непринужденной беседой. Я демонстративно от него отодвинулся, насколько хватило места. Вустеры никому не навязываются с разговорами.

Тем временем Бартоломью внизу упорно подпрыгивал, пытаясь присоединиться к нашей компании. К счастью, провидение в своей бесконечной мудрости снабдило скотч-терьеров короткими ногами, и, несмотря на отчаянную волю к победе, Бартоломью терпел одну неудачу за другой. И как бы он «сквозь льды и снега ни рвался во весь опор, знамя держа в руках с девизом загадочным „Эксцельсиор“», ему приходилось ограничиваться свирепыми взглядами и злобным лаем.