Дживс и феодальная верность. Дживс готовит омлет. На помощь, Дживс! Держим удар, Дживс!

При моих широких взглядах не приходится специально оговаривать, что люди бывают разные и всякие, до последнего времени я к его мясистости относился вполне терпимо и доброжелательно. Я считаю, хочешь быть мясистым — будь им, и помогай тебе бог. Но в данную минуту мне не нравилось, что у него не только мускулатура выпирает во все стороны, но еще и взгляд устремлен на меня с самым зловещим выражением, словно он вышел тайно на тропу войны и рыщет, кого бы убить. Сыра что-то явно беспокоило, и не будет преувеличением сказать, что, заглянув ему в глаза, я как сидел в кресле, так прямо и съежился.

Очевидно, решил я, он разозлился из-за напитка, которым я восстанавливаю растраченные силы, и уже хотел было ему объяснить, что делаю это исключительно в целебных целях, по рекомендации одного видного медицинского светила с Харли-стрит, но тут он заговорил.

— Никак не могу принять окончательное решение, — проговорил он.

— Решение о чем, Сыр?

— Сломать ли тебе, к чертовой бабушке, шею или не сломать?

Я съежился еще немножко больше. Сидишь тут в пустой курительной комнате один на один с маньяком-убийцей. Психов, страдающих манией убийства, я особенно недолюбливаю, тем более таких, у которых обхват грудной клетки — сорок четыре дюйма[10] и бицепсы соответствующей толщины. Смотрю, у него еще и пальцы подергиваются — тоже дурной знак. «О, кто бы дал мне крылья, как у голубя!»[11] — эти слова в точности передают мои тогдашние чувства. На пальцы Сыра я старался не смотреть.

— Сломать мне, к чертовой бабушке, шею? — переспросил я, надеясь на разъяснение. — Но почему?

— А ты не знаешь?

— Понятия не имею.

— Хо!

На этом месте Сыр временно умолк, чтобы изгнать муху, которая по пути завернула к нам в окно и застряла у него в голосовых связках. Откашлявшись, он продолжил:

— Вустер!

— Я тут, старина.

— Вустер, — повторил Сыр, и если он не заскрежетал зубами, то я уж и не знаю, как ими скрежещут. — Что было у тебя на уме, когда ты отпускал усы? Зачем ты их отрастил?

— М-да, непростой вопрос. Бывает, вдруг накатывает на человека. — Я почесал подбородок. — Наверно, мне подумалось, что с усами будет веселее.

— А не было ли у тебя задней мысли? Не служат ли они частью твоего коварного плана похитить у меня Флоренс?

— Мой дорогой Сыр!

— На мой взгляд, все это довольно подозрительно. Ты знаешь, что произошло, когда мы вышли от дяди Джо?

— К сожалению, нет. Я в тех местах почти не бываю.

Сыр снова скрипнул зубами:

— Сейчас я тебе расскажу. Я отвез Флоренс в такси домой, и всю дорогу она восторгалась твоими усами. Противно было слушать.

Я хотел было тут ввернуть, что, мол, девицы на то и девицы, чтобы постоянно чем-нибудь восторгаться, но потом раздумал.

— Когда мы доехали до ее подъезда, я расплатился с шофером, оборачиваюсь — а она смотрит на меня как-то по-особенному пристально, приглядывается то с одного боку, то с другого, то так, то этак.

— Тебе, конечно, было приятно?

— Замолчи и не перебивай.

— Пожалуйста. Я просто хотел сказать, что такое внимание лестно.

Он задумался. Что бы там между ними ни произошло, похоже, вспоминать об этом свидании ему было трудно.

— А потом… — проговорил было Сыр и снова смолк, борясь с волнением. — Потом, — повторил он, когда дар речи к нему вернулся, — она высказала желание, чтобы я тоже отпустил усы. Говорит — я воспроизвожу дословно, — что, мол, когда у мужчины лицо большое и красное и голова как тыква, небольшое затемнение на уровне верхней губы способно делать чудеса, нарушая монотонность. Как по-твоему, Вустер, у меня голова как тыква?

— Вовсе нет, старина.

— Не похожа на тыкву?

— Нет, на тыкву не похожа. Может быть, есть что-то от купола Святого Павла, это да.

— А вот она сравнила ее с тыквой и сказала, что если поместить посредине усы щеточкой, уличному движению и пешеходам от этого будет большое облегчение. Она помешалась. Я носил усы на последнем курсе в Оксфорде, и вид был ужасный. Почти как у тебя сейчас. Усы, каррамба! — буркнул Сыр, и я очень удивился. Вот уж не думал, что он знает такие слова. — «Да я бы для родного дедушки на смертном одре, — ответил я ей, — не стал бы отпускать усы, как он меня ни умоляй. С усами у меня был бы идиотский вид». А она мне на это: «У вас без усов идиотский вид». «Ах вот как?» — спрашиваю. А она мне: «Вот так». «Да?» — это я ей. «Да» — это она мне. Я тогда сказал: «Хо!» А она мне на это: «Сами вы хо!»

Если бы она еще сказала: «Хо с присыпкой», — получилось бы, конечно, сильнее, но должен признать, что ее пас на этом отрезке диалога произвел на меня впечатление. В нем, на мой взгляд, была и резкость, и сила удара. Девушки, должно быть, обучаются этому в выпускных классах. Да притом еще, не забудем, Флоренс последнее время вращалась в богемных кругах — в живописных мастерских Челси, в интеллигентских квартирах Блумсбери и тому подобных местах, а уж там умеют отбрить как нигде.