Дживс и феодальная верность. Тетки – не джентльмены. Посоветуйтесь с Дживсом!

– А если посмотреть с чисто эгоистической точки зрения, то мне уже никогда не приведется есть самые вкусные на свете блюда, если, конечно, Снеттишемы не пригласят меня как-нибудь вечерком на ужин. Но подобная возможность также представляется весьма маловероятной.

– Да, сэр.

– Остается только одно – мужественно смириться с неизбежным.

– Да, сэр.

– Как аристократ времен Французской революции, которого везут на казнь. Надменная улыбка. Гордо поднятая голова.

– Да, сэр.

– Тогда вперед, Дживс. Запонки вдеты?

– Да, сэр.

– Галстук выбран?

– Да, сэр.

– Воротничок и нижнее белье приготовлены?

– Да, сэр.

– Тогда иду принимать ванну. Вы и глазом не успеете моргнуть, как я вернусь.

Легко сказать, «надменная улыбка», «гордо поднятая голова», но по опыту знаю и, смею предположить, все со мной согласятся, что одно дело говорить о гордости и надменности, черт их подери, и совсем другое – изобразить. Должен честно признаться: следующие несколько дней, несмотря на все мои усилия, я пребывал в меланхолии.

Ибо, по закону подлости, на Анатоля как раз в это время снизошло особое кулинарное вдохновение и он бил свои прежние рекорды.

Вечер за вечером мы сидели за обеденным столом, пища таяла у нас во рту, и тетушка посылала мне взгляд, а я посылал взгляд тетушке, и Снеттишем мужского рода противным, злорадным тоном вопрошал Снеттишем женского рода, едала ли она когда-нибудь подобные кушанья, и Снеттишем женского пола с самодовольной улыбкой отвечала, что отроду не пробовала таких яств, и я посылал взгляд тетушке, а тетушка посылала взгляд мне, и наши глаза наполнялись невыплаканными слезами. Такие вот дела.

Тем временем отъезд мистера Анструтера приближался. Как говорится, время бежало неумолимо. И как раз накануне его отъезда долгожданное событие произошло.

Стоял теплый, тихий, навевающий дремоту день. Я у себя в комнате строчил письмо, которое давно следовало бы написать. С того места, где я сидел, мне была видна затененная лужайка, обрамленная веселенькими клумбами. Птички прыгали, бабочки порхали туда-сюда, компания пчел жужжала тут и там. Старый мистер Анструтер, сидя в шезлонге, клевал носом. Не будь я так озабочен, эта мирная картина, безусловно, согрела бы мне душу. Одно только портило пейзаж – леди Снеттишем слонялась среди клумб и, вероятно, составляла в уме меню своих грядущих трапез, чтоб ей ни дна ни покрышки.

Итак, время будто остановилось. Птички прыгали, бабочки порхали, пчелы жужжали, старый мистер Анструтер похрапывал – каждый, как по нотам, разыгрывал свою партию. А я в письме своему портному уже добрался до того места, где надлежало строго выговорить ему по поводу того, как ведет себя правый рукав моего пиджака.

В дверь постучали, и в комнату вплыл Дживс с дневной почтой в руках. Я вяло взял письма и положил на стол.

– Вот так-то, Дживс, – мрачно сказал я.

– Сэр?

– Мистер Анструтер завтра уезжает.

– Да, сэр.

Я взглянул из окна на спящего старца:

– В мои юные годы, Дживс, будь я даже по уши влюблен, я бы не устоял при виде дремлющего в шезлонге старичка. Я бы отколол какой-нибудь номер, чего бы мне это ни стоило.

– Вот как, сэр?

– Да. Вероятнее всего, пульнул бы у него над ухом из игрушечного духового ружья. Нынешние мальчишки просто выродились. Начисто утратили спортивный дух. Наверное, даже в такой прекрасный день Тос сидит дома и показывает Себастьяну свой альбом с марками или что-нибудь вроде того. Ха! – с отвращением воскликнул я.

– Полагаю, мастер Томас и мастер Себастьян играют на конном дворе, сэр. Я недавно встретил мастера Себастьяна, и он мне сообщил, что идет на конный двор.

– А все кинематограф, Дживс, – сказал я, – проклятие нашего века. Когда бы не кинематограф, останься Тос на конном дворе вдвоем с таким ангелочком, как Себастьян…

Я осекся. Откуда-то с юго-запада, откуда именно, мне из окна не было видно, раздался душераздирающий вопль. Он ножом рассек тишину, и старый мистер Анструтер подскочил так, будто ему в мягкое место воткнули шило.

В следующий миг появился Себастьян. Он мчался со всех ног, а за ним гнался Тос. Тосу сильно мешало большое ведро с водой, которое он тащил в правой руке, но он явно выигрывал забег. Он почти настиг Себастьяна, но тот, проявив редкую находчивость, спрятался за мистера Анструтера, и на какой-то миг развитие событий прекратилось.

Но лишь на миг. Тос, очевидно, находившийся в невменяемом состоянии, рванулся в сторону, поднял ведро обеими руками и опрокинул его. Мистер Анструтер, который рванулся в ту же сторону, что и Тос, получил сполна. Насколько я мог видеть, мало ему не показалось. В одну секунду он превратился в самое мокрое существо во всем Вустершире.

– Дживс! – вскричал я.

– Да, безусловно, сэр, – сказал Дживс, выразив этими словами смысл и значение всего, что произошло.