Имя Майка на этом листе он не увидел. Это уже что-то; небольшое что-то, но уже кое-что. Если он это увидел, значит, приговор уже приведён в исполнение. Тогда, не осталось бы ничего, кроме как, либо застрелиться самому, либо приложить все усилия, чтобы застрелить Скрябина, Дж. Эдгара Гувера или Джо Стила.
Ну, хвала Господу, не ему об этом переживать. Переживать ему следовало о новой мировой войне. По сравнению с тем, что случилось с братом, это не казалось столь уж серьёзным делом.
Затем, когда Польша уже повисла на канатах ринга, Троцкий исподтишка набросился на то, что от неё осталось. Его оправдание по своему цинизму, мало отличалось от того, что мог бы придумать Джо Стил. Он просто-напросто объявил о том, что, поскольку Польша погрузилась в хаос, Красная Армия выдвигается для восстановления порядка.
И вместе с Гитлером они разорвали труп страны. Нацистские и "красные" офицеры пожали руки у новой границы (о которой Литвинов и Риббентроп договорились заранее). Британский карикатурист нарисовал, ставшую позднее знаменитой, картинку, на которой Гитлер и Троцкий кланялись друг другу, стоя над телом с надписью "ПОЛЬША". Ухмыляющийся Фюрер говорил: "Грязный жид, полагаю?", на что улыбающийся лидер коммунистов отвечал: "Убийца трудящихся, значит?".
Джо Стил выступил с речью в Национальном пресс-клубе. Нынче всё происходило не как в старые времена. Если президент вам не нравился — если вы настаивали в своих речах, что президент вам не нравится — вы не приходили на банкет при костюме с галстуком или в смокинге. Нет, вы находились где-то далеко на западе, кушали чего попроще и поменьше, и одежда на вас была не столь изысканного покроя.
Либо, если вам повезло ещё меньше, вы уезжали на запад навсегда. Ваше имя появлялось в списке на столе Скрябина, либо Джо Стила, и напротив этого вашего имени рукой помощника или его начальника было написано "ВМН", и ничего больше. Вы уже никогда не вернётесь в землю свободных и на родину храбрых.
Весьма депрессивные мысли во время поедания карамелизованной моркови, картофельного пюре и диетической курочки. Чарли попытался улучшить настроение при помощи бурбона. Немного помогло, даже если за последней добавкой он шёл, пошатываясь.
Генеральный прокурор Вышински объявил Джо Стила. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы обратить на себя внимание репортёров. Если вы не попали в бюрократический список, если над вами нужно устроить суд, именно Вышински вместе со своими ручными прокурорами, являлись теми людьми, кто отправит вас тянуть бечеву вверх по реке.
Все зааплодировали президенту. Все следили за всеми, насколько усердно те аплодируют. Каждый старался хлопать сильнее, чем его сосед. Нельзя просто любить Джо Стила. Нужно, чтобы все видели, чтобы слышали, как ты его любишь.
Президент взобрался на трибуну. У него была неспешная походка вразвалку, более уместная для винодельни, нежели для коридоров власти. Чарли не ожидал слишком многого от речи, пусть даже он и принял участие в её написании. Джо Стил являлся неплохим оратором, но не более этого.
Этим вечером он превзошёл себя. Возможно, всё из-за того, что говорил он от чистого сердца. Да, Чарли знал, что некоторые отрицали наличие у Джо Стила сердца. Порой он и сам примыкал к этим людям. Порой, но не этим вечером. Речь президента осталась в памяти, как "Речь о чуме на оба ваших дома".
— Половина проблем в нашей стране вызвана нацистами. Причиной второй половины являются "красные", — сказал он. — Теперь же они соединились. Они — не лев и ягнёнок. Это два змея. Если бы нам повезло, они бы укусили друг друга за хвосты. Они пожирали бы друг друга, пока от обоих ничего не осталось. Однако мы не столь удачливы, к тому же в этой игре больше игроков, а не только Россия и Германия.
Он остановился, чтобы пыхнуть трубкой. Её он постоянно держал под рукой, даже, когда выступал с речью.
— Второй раз на памяти нашего поколения война рвёт Европу на части. На этот раз, мы не позволим в неё ввязаться. Эта война не стоит ни единой капли крови ни единого американского мальчишки. Ни у одного из них нет никакого оправдания, чтобы мы пошли на эту войну. Нет, джентльмены. Никакого. В Европе осталась лишь ненависть, да алчность. Для Соединённых Штатов, для земли, что все мы так любим, в коварных посягательствах со стороны фанатиков таится величайшая опасность. Мы должны и мы будем усиливать бдительность — и нацисты, и коммунисты попытаются заманить нас в ловушку. Пока мы будем давить их здесь, у себя дома, всё у нас будет хорошо. Пока мы будем держаться в стороне от очередной дурацкой войны в Европе, у нас и там всё будет хорошо.
Он склонил голову и сделал шаг назад. До этой речи о нём складывалось впечатление, как о прагматичном политике. Каким оно станет после неё? Репортёры поняли намёк. Он сказал им то, что они хотели услышать, и справился он отлично. Позднее Чарли решил, что разница здесь была, как между воздушным поцелуем и настоящим.
Рядом с Чарли сидел вашингтонский корреспондент "Лос-Анджелес Таймс".