Читаем Джоаккино Россини. Принц музыки полностью

Прощай, Николино. Верь мне. Нежно любящий тебя Дж. Россини».

От флорентийских лет сохранилось несколько незначительных россиниевских композиций. Они включают в себя «Канцонетту», датируемую 5 апреля 1852 года (еще одно переложение текста Метастазио), возможно созданную для рукописного альбома; балеро, преподнесенное графине Антониетте Орловой-Орсини, датированное летом 1852 года, переработанное и приспособленное к переводу Ферруччи; кантату «Жанна д’Арк», которую он посвятил в 1832 году Олимпии. Письмо, посланное Россини Ферруччи, по-видимому, в 1852 году по поводу «вульгаризации» текста «Жанны д’Арк», представляет собой особый интерес, так как содержит размышления и теоретические суждения, накопленные в результате длительного опыта создания произведений для голоса.

«Не можешь ли ты перевести для меня несколько строф из «Жанны д’Арк» с латыни на итальянский? Приезжай, и мы сделаем это вместе. Эудженио [Лебон] поможет нам.

Ты спрашиваешь меня, как произошло, что контральто почти не фигурирует среди главных партий в музыкальных произведениях. Это вовсе не потому, что оно утратило свою естественную привлекательность. Пойди на исполнение мессы, и ты это поймешь. Тот, кто одарен хорошим слухом, всегда ждет «Sanctus», чтобы судить о мастерстве органиста. Как раз здесь, когда vox hurnana[67] замирает, ему удается проникнуть в сердца верующих своей патетичностью, особенно ярко проявляющейся в анданте. Органист – первый учитель логики, которую он измеряет такт за тактом.

Контральто – это норма, которой следует подчинять голоса и инструменты в музыкальном произведении. Если хочешь обойтись без контральто, то можешь загнать исполнительницу первых партий на луну, а низкий бас (il basso profondo) – в колодец. А это все равно что смотреть на луну в колодце[68]. Лучше всего писать в среднем регистре, ибо в нем всегда получается хорошая интонация. На крайних струнах (звуках) столько же выигрывают в силе, сколько теряют в изяществе, а злоупотребление влечет за собой паралич гортани, что в итоге ведет к декламационному пению, то есть форсированному и невыразительному.

Тогда-то и появляется потребность в усиленной инструментовке, дабы скрыть дефекты голоса, а это вредит красивому музыкальному колориту. Так поступают теперь, а после меня будет еще хуже. Голова возьмет верх над сердцем, наука приведет к гибели искусства; поток нот, называемый инструментовкой, станет гробницей певческих голосов и чувства. Да не будет так!!!»

Когда в 1852 году «Моисея» удачно возродили в парижской «Опера», Нестор Рокеплан, директор театра, обнаружил, что Россини является всего лишь кавалером ордена Почетного легиона. Он обратился к правительству Наполеона III с предложением произвести Россини в командоры без прохождения ранга офицера. Официальный декрет о присвоении Россини звания командора, датированный 12 апреля 1853 года, был послан ему с письмом, в котором министр Ашиль Фульд побуждал Россини написать новый шедевр. Еще более экзотические почести были оказаны Россини, когда в 1853 году Абдул Меджид, турецкий султан, прислал ему орден Нишам-Ифтихар в знак благодарности за посвященный ему Россини в 1852 году «Военный марш».

В начале апреля 1853 года великий герцог Тосканский, чтобы оказать Россини честь, приказал поставить «Вильгельма Телля» в палаццо Питти. Россини «председательствовал» на представлении, но не дирижировал. Эта задача была возложена на Сболчи. Флорентийский корреспондент парижской «Ревю э газетт мюзикаль» дал подробный отчет о событии и заключил его следующим комментарием: «Величественная торжественность музыки, исполненной по заказу великого герцога, заставила Россини вновь появиться во главе музыкантов. Он упивался славой во время исполнения в своем присутствии одной из самых прекрасных драматических опер, когда-либо в мире написанных. Это дает надежду на то, что после двадцатипятилетнего отдыха гений поймет, что раз он все еще сохраняет свои умственные способности в целости и сохранности, то больше не существует никакого предлога, чтобы засушить этот изумительный источник, из которого возникло так много вдохновенных произведений на радость всему миру».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное