Джоанна Аларика

Хосефа, держа руки под передником, пожала плечами.

— А кто ж его знает! Там его хвалят, у кого дети ходят в школу. А что?

— Нет, я просто так. Будь добра, выключи свет, когда будешь выходить. И спокойной ночи!

— Покойной ночи, нинья…

Горничная вышла, бесшумно притворив дверь. Джоанна обхватила руками колени и откинулась на спинку дивана, глядя на мерцающие в проеме окна яркие звезды.

Она просидела так очень долго, слушая музыку и думая о своей будущей жизни: о жизни некой сеньоры Монсон де Асеведо, уважаемой дамы, имеющей мужа, дом и, конечно, детей. Представлять себе все это было интересно, но трудно. Кое-чего в будущем она даже побаивалась, например ответственности за воспитание ребенка. Но ведь Мигель — учитель, вдвоем они справятся. Ведь это было бы просто ужасно, если бы они не справились и их ребенок вырос недостойным человеком. Нет-нет, он, безусловно, будет замечательным, великолепным человеком! Государственным деятелем, или писателем, или ученым. И вообще у него будет замечательная жизнь: ему ведь придется жить в мире, где не будет ни таких иезуитов, ни таких лиценциатов. Когда-нибудь она расскажет ему, как его маме в молодости предложили вступить в подпольную организацию…

Музыка умолкла. Бойкий женский голос с мексиканским акцентом объявил, что передатчик такой-то заканчивает на этом свою работу, желая всем слушателям спокойной ночи. Джоанна удивилась и взглянула на светящиеся в темноте стрелки настольных часов: была полночь.

— Спать, спать, спать… — весело пропела она, соскакивая с дивана. — Завтра с самого утра — к Мигелю! Мигель, Мигелито…

Включив свет, она остановилась посреди комнаты и потянулась, закинув руки за голову. Два предмета на письменном столе привлекли ее внимание — накрытый салфеткой поднос и пара старых перчаток. Первый вызвал чувство голода, второй — чувство вины: ножницы-то ведь она потеряла…

В ванной Джоанна вымыла руки, потом включила трубки дневного света, укрепленные по сторонам большого — во весь простенок — зеркала. Оттуда на нее глянуло странное существо, мальчишески стройное и большеглазое, в ярких цветов ковбойке и коротковатых, выше щиколотки, узких синих штанах.

— А это вам понравилось бы, дон Мигель Асеведо? — вслух спросила Джоанна, сделав гримаску. — Впрочем, я не сказала бы, что костюм мне не к лицу…

Вернувшись в свою комнату, она боком примостилась на край стола и принялась с аппетитом уничтожать давно остывший ужин, искоса поглядывая на перчатки. Теперь Тонио никогда в жизни не доверит ей ножницы. Но где их сейчас искать, в такой глуши? Придется извиняться. Впрочем, так нельзя — обещание есть обещание. Мигель страшно возмутился бы.

Поев, Джоанна бросила на поднос скомканную салфетку и понесла его на кухню. Там уже никого не было — вся прислуга спала. Она сняла с гвоздя электрический фонарь, еще раз обругала себя за рассеянность и вышла в сад, призрачно освещенный крупными мохнатыми звездами.

Найти ножницы оказалось не так просто, и она долго шарила лучом фонарика по зарослям, то и дело натыкаясь на колючки декоративного кустарника; потом сзади послышался хруст веток под торопливыми шагами, и чей-то незнакомый голос грубо окликнул:

— Эй, кто там шляется?

Джоанна уронила фонарик в траву — больше от изумления, чем от испуга. Стоя на коленях, она подняла голову и обернулась, тотчас зажмурившись от ослепительного луча, ударившего ей в лицо.

— Ты что здесь делаешь? — еще грубее крикнул незнакомец, подойдя ближе и осветив ее в упор.

— Я? Ищу ножницы, я здесь стригла, — растерянно отозвалась она.

— Садовница? Какого черта ты здесь таскаешься в это время, а?

Джоанна вдруг осознала всю нелепость сцены: кто-то допрашивает ее в ее же собственном саду. Что за бред?

— Идите вы к дьяволу! — крикнула она, вскочив на ноги и стряхивая с колен сухие листья. — Еще не хватало, чтобы я давала отчет любому бродяге! Вы-то сами что здесь делаете?

— А ну, тише! — прикрикнул невидимый бродяга. — Жить надоело? Иди со мной, быстро!

Джоанна повиновалась: человек с фонарем мог в любую минуту ее пристрелить, прирезать, наконец, просто придушить, как котенка.

— Куда идти? — спросила она, выйдя из кустов.

— Налево и прямо, пока я не скажу. И не вздумай бежать — пожалеешь. Иди!

Она шла, продираясь через кусты, пока луч фонаря, все время освещавший ее сзади, не выхватил из темноты кусок облупившейся стены и стоящий перед закрытой дверью маленький грузовичок-пикап с плотно зашнурованным брезентовым верхом. Джоанна узнала место — это был находившийся в самом углу сада старый сарай, в котором хранились поломанные мотыги, лопаты и прочий хлам. Но этот пикап? Ей стало по-настоящему страшно; и тут, к ее изумлению, невидимый конвоир крикнул:

— Эй, Монсон, подите-ка сюда!

Она не поверила своим ушам: отец здесь, в этом сарае? Разве он не уехал? Но сомневаться не приходилось: из двери, быстро прикрыв ее за собою, действительно показалась знакомая грузная фигура в сапогах и белых бриджах.

— Глядите, Монсон, тут какая-то девка шлялась. Не у вас работает?

С этими словами конвоир осветил ее лицо. Джоанна зажмурилась.