Джоанна Аларика

Во-первых, он начал получать поденную плату взрослого пеона — пятнадцать центов. До этого Мамерто получал десять, а еще раньше работал вообще без денег. С утра до вечера он лущил кофейные зерна за миску фасоли и пару маисовых лепешек. Работа была тяжелой, от нее ломило спину и мучительно болели пальцы, разъеденные ядовитым кофейным соком, но это уж как водится — сам падре говорил в церкви, что человек должен трудиться в поте лица. Мамерто был усерден и никогда не спорил с капатасами, [10]и, наверное, поэтому он среди других подростков одним из первых был переведен на «взрослый» оклад.

Это было первым важным событием в его жизни. А второе случилось очень скоро, месяца через полтора. У патрона родилась дочь, и дон Индалёсио Монсон устроил роскошный праздник, который надолго запомнился всем пеонам. Гости и старшие служащие пировали в доме, а остальные на воздухе, под деревьями, пестро разукрашенными цветными фонариками. Было весело, как на карнавале, маримба [11]не утихала до самого утра, за столами пеонов не было недостатка ни в еде, ни в напитках: дешевый ром, текила, мескаль и кукурузная чича лились рекою. В разгар веселья сам патрон вышел на веранду, поднял над головой маленький сверток в кружевах и розовых лентах и крикнул, что наследница сеньорита Джоанна Аларика — хотя еще и не умеет говорить— прибавляет всем поденную плату на пять центов. Слова дона Индалёсио потонули в буре приветствий и благодарностей, и Мамерто кричал громче всех.

Он был очень рад получать целых двадцать центов в день, но через месяц радость его потускнела, как забытая в сыром углу медная пуговица. Принадлежащая плантации лавка, где пеоны покупали себе еду и одежду, вдруг подняла цены на все товары; подняла вроде и не намного — почти незаметно, цент здесь, цент там, — но в расчетной книжке Мамерто цифра его месячного заработка, за вычетом стоимости покупок, осталась прежней. И это несмотря на то, что весь месяц он, ободренный прибавкой, работал старательнее и быстрее.

Что же это за прибавка? Мамерто понял, что сеньорита наследница здорово его обставила. Точнее, он понял это не сам, а с помощью негра Флорйндо. Негр Флориндо когда-то работал смазчиком на заправочной станции и вообще был образованным человеком — умел даже подписать свое имя. Он-то и объяснил Мамерто, что их всех провели с этой прибавкой. И вообще несправедливо, сказал негр Флориндо, что какая-то девчонка, у которой и носа еще не видать, родилась наследницей десяти тысяч мансан [12]земли, а у других нет и одной мансаны. Мамерто согласился, что это и в самом деле несправедливо.

Однажды он вместе с несколькими другими пеонами был послан чистить дорожки парка возле «Большого дома» и там увидел наследницу совсем вблизи. Старая Селестина везла ее в красивой белой колясочке на блестящих колесах; Мамерто почувствовал сильное любопытство. Сняв сомбреро, он отважился подойти поближе и поклонился. Сеньорита оказалась очень беленькой, она сосала палец и серьезно таращила на Мамерто круглые серые глаза. Он вспомнил о десяти тысячах мансан ее владений, и ему стало вдруг очень обидно, потому что в тот год он хотел жениться на дочери старого Иларио, но та сказала, что и не подумает выйти за пеона, у которого нет ни клочка земли, чтобы прокормить семью. «А ведь, пожалуй, патрон не ее отец, — подумал он вдруг злорадно, — слишком уж она беленькая. Не иначе, как сеньора наставила ему рога с каким-нибудь гринго…» Но тут же Мамерто вспомнил, что сеньора умерла несколько недель назад, — ему стало стыдно, и он торопливо перекрестился, чтобы отогнать внушенную дьяволом греховную мысль.

После неудачного сватовства жизнь на плантации ему опостылела, и он ушел в город, надеясь устроиться чернорабочим на какую-нибудь фабрику. Негр Флориндо, бывалый человек, часто говорил ему, что там и платят больше и работа не в пример легче. Может быть, в городе ему действительно удалось бы устроиться, но в то время свирепствовали изданные новым президентом «законы о бродяжничестве», и жандармы задержали Мамерто недалеко от Эскинтлы. После недолгой отсидки в тюрьме его отправили работать на строительство шоссейной дороги в одно из самых гиблых мест департамента Реталулеу, где люди десятками гибли от малярии. Через три месяца, дождавшись начала ливней, он ушел и оттуда, прорубившись своим мачете [13]сквозь сплошную стену джунглей, и в конце концов вернулся на плантацию Монсона. Знакомый капатас согласился не подымать шума и снова зачислил его пеоном за взятку в двадцать пять кетсалей. Мамерто работал и выплачивал ему эти деньги в течение полугода.