Читаем Джойс полностью

К тому времени Синг уже начал утверждаться как талантливый драматург. Еще в 1898 году он отказался от мысли стать великим критиком французской литературы вроде Артура Саймонса и уехал на Аран — сказочное даже для Ирландии место, три больших острова у западного побережья, в самом устье залива Голуэй, по легенде, выстроенных фирболгами и засыпанных драгоценной землей, которую от морских волн спасали каменные стены, выложенные по всему побережью. Жители Аран говорят на собственном диалекте гэльского, его-то Синг и слушал, набирая материал для своих четырех пьес — «В сумраке долины», «Скачущие к морю», «Источник святых» и «Свадьба лудильщика». Аранские острова добавили ему жизни — он страдал болезнью Ходжкина, то есть злокачественным лимфогранулематозом, но на островах почти не болел. Островные впечатления вошли в его главные произведения, и замечательные дневники, проиллюстрированные к тому же Джоном Батлером Йетсом, отцом поэта, будут выпущены за два года до его ранней смерти в 1909 году и переведены на многие языки мира.

Когда Йетс говорил с Джойсом, то вряд ли заметил тяжелую ревность, вызванную его словами, что «Скачущие к морю» — это «совершенно греческая вещь». За те две недели, что Синг прожил с Джойсом в «Корнеле», он показал ему свои рукописи и в том числе «Скачущих к морю». Джойс прочел ее с ненавистью. Брату он написал, что вынужден был не читать ее, а разгадывать, и что это трагедия обо всех, кто утонул в море, но что Синг, слава богу, не аристотелианец. В эту нишу Джойс не хотел пускать никого. Позже, после смерти Синга, не раз оказывалось, что Джойс помнил наизусть целые куски из «Скачущих…», а в Триесте он перевел пьесу на английский. Но Сингу он не простил ни единого ее недостатка, настоящего или кажущегося, и обрушивал на него жестокие лекции по эстетике, а Синг добродушно отвечал ему: «У тебя прямо-таки разум Спинозы».

Еще одним парижским ирландцем Джойса был Джозеф Кейси. В английской массовой и приключенческой литературе того и чуть более позднего времени довольно часто встречается этот тип — «ирландец с тягой к динамиту и пристрастием к абсенту», не пренебрегающий, однако, и другими напитками. Джойс называл его «gray ember», «уголь под пеплом». Фений, спасающийся в Париже от возможной виселицы, Кейси работал наборщиком в парижском издании газеты «Нью-Йорк геральд». С Джойсом они познакомились в крохотном дешевом ресторанчике рю дю Лувр. Там Кейси, без конца крутя сигареты из чудовищного табака и бумаги, что была еще ядовитее, зажигал их спичками, взрывавшимися, будто запалы, безостановочно пил неразбавленный абсент и так же взрывоподобно перечислял беды Ирландии. «В веселом городке Париже скрывается он, Иган Парижский, и никто его не разыскивает, кроме меня». Кейси появится в «Улиссе» под именем Кевин Иган — оно позаимствовано у другого фения. Там Стивен вспоминает пронизывающую жалость этих совместных завтраков: «Слабая высохшая рука на моей руке. Они позабыли Кевина Игана, но не он их. Воспомню тебя, о Сионе». Ему противопоставлен его сын-солдат с кроличьим личиком, приехавший из Парижа в отпуск: Патрису социализм, атеизм и французский тотализатор на бегах кажутся нормальной цепью явлений, а отец — дряхлым занудой.

Встречи с приятелями всегда были крайне важной частью жизни Джойса, хотя тогда он стыдился в этом признаться. Однако были другие прелести Парижа, которые он освоил очень быстро, потому что в сущности они были продолжением его дублинских навыков. Называл он их замечательно — «тем светильником для любовников, что свисает с дерева мира». Семье он писал, что не может позволить себе театр, однако сумел попасть на первое представление «Пелеаса и Мелисанды» Дебюсси в «Опера комик», видел Бернхардта и Синьоре в «Добрых надеждах» Эйерманса в театре Антуана. С галерки, за семь франков пятьдесят сантимов, он слушал де Рецке в «Паяцах» (а Шерлок Холмс — в «Гугенотах») и с восторгом обнаружил, что у его отца был совершенно тот же голос. Позже это подтвердил Микеле Эспозито, профессиональный итальянский музыкант, живший в Дублине, — об этом Джойсу рассказал Сэмюел Беккет. Ему снова захотелось петь, он даже отыскал педагога, но тот потребовал аванс, и от идеи пришлось отказаться.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное