Джокер

Когда Сергей внимательнее рассмотрел нового соседа — на это хватило пяти минут, — то утвердился в мысли, что резкий упадок настроения имел под собой большие, чем мужское соперничество, основания…

Несмотря на теплый вечер, из которого несколько минут назад появились в салоне новые пассажиры, Джокер был облачен в рубашку с длинными, даже слишком длинными рукавами, из-под которых, тем не менее, зловеще синела непонятными фрагментами плотная татуировка. Рубашка, видимо, по принципу «все мое при мне», выполняла не только роль одежды, но и заменяла бумажник и портмоне, поскольку имела два больших нагрудных кармана, вздутых от содержимого и прочно задраенных металлическими зипперами. Застегнутый воротник, облегающий шею по всей высоте, похоже, никогда не знал свободы от верхней пуговицы, что характерно для редких людей, которые не расстаются с галстуком даже в домашней обстановке. Но по посадке стриженной под ежик бычьей головы, чуть нависающей над грудью, и резким поворотам жилистой шеи, которая, криво выворачиваясь на бока, то и дело приминала ворот к плечам, трудно было полагать, что Джокер когда-нибудь имел в гардеробе такую деталь, как галстук. Можно было наверняка предположить, что несезонная одежда скрывала под собой некую картинную галерею, весьма почитаемую на лесоповалах, но невыгодно характеризующую ее пожизненного демонстратора в местах более уютных. К тому же улыбающегося Джокера с потрохами выдавали глаза — на землянистом, почерненном неволей лице. Сергею это было знакомо: запавший в черные глазницы водянистый взгляд, уверенный, быстрый, неискренний. Сергей боялся людей с таким взглядом. Небольшой опыт и богатая интуиция подсказывала: от водянистых глаз можно ожидать чего угодно. Они, как правило, принадлежат волку, временно свободному от клетки, которого на коротком поводке вывели погулять в людное место. Который с затаенной ненавистью, ряженной в сытый прищур, зыркает на весь виноватый в его злоключениях мир. Не доверяйся — обманет, не сближайся — собьет с ног, не протягивай дарящую руку — откусит.

Первый раз он увидел такие свинцовые глаза, когда ему было семь лет. Он возвращался домой мимо сонного полуденного сквера, тихим задумчивым первоклассником Сережей, одетым в мешковатую форму, под гнетом тяжелого ранца, заставлявшего наклоняться по ходу медленного движения.

— Эй, — окликнул со скамейки взрослый парень, похожий на старшеклассника-переростка, — подойди сюда.

Сережа подошел.

— Курить будешь? — парень протянул пачку сигарет. Сережа увидел черную жирную татуировку в виде змеи, уползающей под рукав футболки. — Молодец, что не куришь, — ласково одобрил парень, — курить вредно. Тогда рассказывай, как учишься.

Сергей от чистого сердца рассказал о себе все: про школу, про папу с мамой, про бабушку. Парень смотрел на него ясными водянистыми глазами на загорелом лице, чуть склонив набок коротко стриженую голову. Эти глаза явились новостью для Сережи. Ничего подобного наблюдать еще не приходилось: парень молчал и почти не двигался, а глаза быстро менялись. Из равнодушных они становились вдруг как у мамы — ласковыми и нежными. Затем, ни с того, ни с сего, темнели, как у папы, когда он не в духе. Затем без всякого перехода наглели — как у уличного хулигана Васьки. А то вдруг будто переворачивались и делались озорными — словно у вокзальной цыганки, которая однажды гадала маме (позже дома обнаружилось, что пропал кошелек). И даже, используя бабушкину лексику, превращались в демонстративно-непорочные — это уже сходство с соседской собакой Шельмой, которая, говорят, ночью ворует кур, а днем, бегая по улице, честно виляет хвостом в адрес обитателей улицы (однажды Шельма, подкравшись сзади, укусила Сережу за щиколотку — просто так).

— А ты в какой школе учишься? — логично спросил Сережа, когда закончил рассказывать о себе.

Парень хохотнул:

— В особой. В спецшколе. Недавно восьмой класс кончил. Это далеко, не здесь. Хорошая такая, понял, школа. Там из таких, как ты, придурков людей делают…

Сережа опешил, внутри что-то оборвалось.

— Ладно, Серый, хватит базарить, — лениво прервал, как будто сам себя, парень, отщелкивая очередной окурок. — Ты это… Много пятерок-то домой несешь?

Сережа закатил глаза, подсчитывая. Парень, смеясь, стал стягивать с него ранец:

— Слова к делу не пришьешь! Покажи.

Сережа подчинился, отдал ранец. Парень порылся в нем, вытащил японскую авторучку, подарок Сережиного папы, и сунул себе в карман:

— Поносить беру. У тебя деньги есть?

Сережа заворожено кивнул. Парень добродушно проговорил, как будто просто посоветовал:

— Так купи мне мороженного. Сдачу не забудь… Портфель пусть здесь полежит.

Через десять минут с мороженным было покончено. Все это время, пока парень ел, глядя куда-то вдаль, Сережа покорно стоял рядом, не смея сесть. Парень встал, потянулся, отряхнулся, скомандовал:

— Пойдем!..

В высоких парковых кустах, возле мусорных контейнеров, парень аккуратно вывернул все Сережины карманы, прощупал подкладки, выгреб всю мелочь. Поинтересовался с заботливым сожалением: