— Пока особо никаких. Изъял из архива личные дела Шестакова и Голубева. Действительно работали вместе какой-то период времени. Были в одной бригаде. При этом особую дружбу не водили. Либо о ней неизвестно жене Шестакова, работавшей в той же больнице медсестрой. К друг другу в гости не ходили, если и пили вместе, то обычно всем персоналом на праздниках.
— Нужно вызовы смотреть. Куда ездили и к кому. Когда.
— Эта информация тоже… изъята. Осталось только, — Игорь бросил грустный взгляд в сторону своей черной прямоугольной сумки с длинной ручкой, — изучить ее досконально.
Трефилов удовлетворенно кивнул и снова погрузился в свои мысли. Круглов всегда поражался тому, как старшему удавалось распутывать самые странные и тяжелые дела. Тот по привычке даже не смотрел фотографии, и Круглов догадывался, что следователь просто запоминал трупы, их расположение и окружающую обстановку места происшествия еще во время выезда. Это одновременно восхищало и пугало мужчину.
Протянул руку и взял фотографию блондинки с зашитым ртом. Стена позади нее была испещрена надписями, нанесенными кровью.
— Другой город, другой способ убийства… Женщина. Все остальные — мужики. Почему ты думаешь, что есть что-то общее между делом, навязанным нам сверху, и "нашими" трупами?
— Я так не думаю, — коротко и безапелляционно, а сам смотрит так, будто сейчас руку отрубит, если Круглов не положит фото обратно. Мужчина догадался, что нарушил какой-то своеобразный трефиловский порядок, и тут же аккуратно вернул снимок на место.
— Я так не думаю, — Трефилов смягчился, возвращаясь в реальность, — Но она… Понимаешь, не было следов изнасилования, не было насильственных действий сексуального характера. Молодую девку, приехавшую в деревню к бабке, просто так убили едва не в первый вечер? И убили как? Жестоко. Издевались над ней часами.
— Мог быть просто маньяк заезжий, гастролер. Перекрывался после серии преступлений. Или, наоборот, только-только начал свою "профессиональную" деятельность, тварь. Хотя нет… Слишком все "чисто" сделано.
— Правильно. Мог быть. Как и Шестакова. Маньяк заезжий.
— Как и Голубева. Как и Брылева, наркошу того, которому вены вскрыли по всему телу и засыпали всего коксом. Как и его дружка, Наумова.
— Как и Голубева. Как и Брылева. И Наумова… Маньяк заезжий. Гребаный заезжий маньяк-меломан?
Круглов вскинул голову и почувствовал, как мурашки пробежали по телу. Только что Трефилов дал понять, что обладает некоторой информацией. А тот скупо улыбнулся одними уголками губ и кивнул на самый крайний снимок. Игорь пододвинул его к себе кончиками пальцев.
— Музыкальный диск, небрежно брошенный в самом углу подвала. А это, — Трефилов с азартом бросил прямо перед помощником другое фото, — из "Предела". И тоже диск музыкальный. Голубев "повесился", видимо, слушая это, — еще одна фотография, на которой крупным планом самый обычный диск СD-R. — А вот мелодия смерти Брылева и Наумова, товарищ помощник следователя.
— И под какую музыку нынче людей потрошат, Кирилл Алексеевич? — Круглов стиснул челюсти, он терпеть не мог таких вот психопатов, загадывающих идиотские ребусы следствию.
— Под разную, Игорь Иванович. Под разную. Но, что примечательно, на каждом из этих дисков записана только одна песня. Всегда разная, но одна.
— Прослушал их?
— Ни хрена ничего непонятно. То ли Чистова была девушкой меломана…
— Джокера.
— Что?
— "Джокер" ему подходит больше, — Круглов ткнул пальцем на небольшое изображение разукрашенного лица известного персонажа комиксов, нанесенное на каждый диск.
— Хорошо. Девушкой Джокера, изменившей ему… но тогда причем тут бригада "скорой помощи", мать вашу? Причем тут торчки? Какая между ними связь?
— Если она вообще есть.
Трефилов резко поднял один из снимков, вглядываясь в него, и Круглов нехотя потянулся за своей сумкой, в душе матеря больных уродов, присваивавших себе права самого Господа Бога.
— Ты, мать твою, не Господь Бог решать, кому жить, а кому умереть. Хватит убийств, Джокер. Достаточно. Не нажрался еще ими? Кому и чего ты доказать хочешь, ты сам-то знаешь?
— Харе орать, Адам. Поздно ты опомнился. Сколько убийств спустя, сам-то помнишь?
— Вот я тебе и говорю, Кость, достаточно. Хватит. Ты, бл**ь, ты наказал мразей, убивших… их, наказал. Ты, гребаный псих, даже "скоряков" наказал. Я молчу про "попутные жертвы". Так их ты окрестил про себя? Людей… Личностей. Со своими интересами, со своими мыслями и характером, с людьми, которых они любили и которые любили их, ты называешь "попутными жертвами". Хватит уже. Нет больше виноватых.
Адам скривился, ударив кулаком по столу рядом с оравшим голосами "Оксидерики" ноутбуком.