Джокер (СИ)

Видеть его… распахивать глаза и снова, и снова видеть. Дорисовывать эту одержимо-красную картинку самыми разными оттенками сумасшествия, потому что теперь оно обрело черты, обрело плоть, голос, запах, осязание, и меня раздирает на части от осознания, насколько близко он был всегда… и молчал. Будь он тысячу раз проклят, МОЛЧАЛ. Почему? Поцелуями выгрызать ответы, выгибаясь навстречу его грубым ласкам. Узнавая каждое прикосновение. Хаотичное, рваное, безжалостное. Почему, черт тебя раздери, Джокер? Мой жестокий любовник, изводивший меня все эти дни молчанием, очередной игрой… и как же понятны теперь его взгляды, его голодные, пошлые взгляды, его присутствие… Его злость. Все до боли понятно и в то же время непонятно ничего. С гортанным стоном ощутить его жадные губы на своей груди и впиться в его волосы. Дааааа… я бы ни за что не смогла не узнать их жесткую шелковистость под своими ладонями. Почему? Немым криком, когда входит в меня пальцами, выдирая из груди стон дикого удовольствия, распахиваю ноги шире, впуская глубже и ощущая, как раскачиваюсь на краю пропасти, на том самом краю тьмы в его пьяных глазах, блестящих каким-то странным блеском ненависти и ярости вперемешку со страстью. И я наяву вижу, как черные буквы на белом экране сливаются в яростно сплетенные тела, просачиваясь в вязкую реальность, обретая цвета и объем, обретая тело и звуки.

Словно дикие звери сцепились на полу, все еще одетые, стонущие в унисон. Как и в нашей бешеной переписке. Как и всегда с ним. Без нежности и прелюдий. Без лишних слов сразу в пекло… только теперь у моего пекла есть имя… есть лицо и есть вот этот взгляд, от которого болит низ живота и твердеют соски, от которого я сама как под кайфом, изнывающая от желания почувствовать его в себе. Сейчас. Ощутить нашу реальность толчками его плоти во мне… и не отпускать этот взгляд больше никогда. Я готова простить даже его ложь… Боже. Я готова простить ему все за эту минуту узнавания.

От каждого движения жестоких и умелых пальцев срываюсь на крик и смотрю ему в глаза, ощущая приближение взрыва, когда уже ни один вопрос не будет иметь никакого значения… и его пальцы у меня во рту. Как же это странно: помнить вкус кожи и не знать, что все это время он был так близко от меня. Цепляюсь за его взгляд, на секунду замирая, чтобы забиться в его руках от наслаждения, закатывая глаза и запрокидывая голову, вытягиваясь в изогнутую струну, впиваясь зубами в его пальцы и сжимая коленями таранящую меня руку.

— Адааам, — с криком, переходящим в стон, перекатывая на волнах оргазма его имя… настоящее имя.

* * *

Я никогда не думал, что смогу ненавидеть ее вот так. Даже когда в первый раз увидел. Когда она была просто сестрой моего врага. Я никогда не ненавидел ее больше, чем сейчас. Когда эта дрянь прокричала искусанными мной губами чужое имя. Не мое, блядь, имя. Сжимает меня изнутри, а меня колотит от наслаждения и от бешеного желания задушить ее, заставить заткнуться, только бы не слышать, как шепчет его исступленно вновь и вновь.

Закрыть глаза ее лживые, чтобы не потонуть в них окончательно. Чтобы смотреть на меня не смела этим взглядом, пьяным от удовольствия, а я вырвать его из нее хочу. Это блаженство на самых кончиках ресниц. Видеть его не могу.

Выйти из нее, чтобы сжать тонкую шею ладонью и смотреть, как задышала открытым ртом, захрипела беспомощно, а меня на части ломает от желания еще больнее сделать.

"Помоги мне.

Я разрываюсь изнутри.

Помоги мне.

У меня нет души, которую можно было бы продать.

Помоги мне.

Только одна вещь на меня действует.

Помоги мне освободиться от себя"

Развести в стороны распахнутые ноги и резким движением войти в нее, ухмыльнувшись, когда ее выгнуло, и она дернулась в моих руках. Не знаю, в какой момент то мимолетное безумие отпустило, растворилось, оставив нас с ней наедине. Но я и без него был еще большим психом. Удерживал ее за горло до тех пор, пока задыхаться не начала и биться пойманной птицей, царапая ногтями мои запястья. Отпустил и, подхватив за колени, начал вбиваться в нее, глядя, как схватилась ладонью за шею. Больно тебе, Мирослава? Меня вот так же выкручивает сейчас. От гребаного, больного, бешеного удовольствия и от ненависти. Стиснуть ладонью грудь так, чтобы закричала, и жадно смотреть, на калейдоскоп эмоций на ее лице. Каждую из них запомню и сохраню в памяти, чтобы потом, когда ломать будет в очередной раз от желания написать или позвонить, напоминать себе, как больно было ее делить с НИМ.

Кусать плечи, вздрагивая от каждого крика, ощущая, как отдается он в ушах эхом, как пронзает тело диким кайфом, когда вспарывает ногтями кожу на спине, а я впиваюсь в ее бедра пальцами, намеренно больно, оставляя отметины. Снова его имя, будто на повторе, а у меня в голове оно эхом отдается вперемешку с жутким смехом.

Заткнул ей рот ладонью и зашипел, глядя в глаза расширенные.

— Заткнись. Замолчи.