Джокер (СИ)

— Я понимаю, — сочувствующий взгляд следователя не вызвал никаких эмоций. — это ужасная трагедия. Еще и в вашем положении.

— Положении?

— У вас брали анализы в больнице. Мы запросили результаты. Нам положено все проверять для полной картины. Чтобы… ну чтобы исключить… Вы, конечно, все рассказали: и где были в это время, и… ну вы ж понимаете?

Я смотрела на него, а он расплывается перед глазами в белое пятно.

— Нет. Не понимаю. И что с моими анализами? Какое это имеет отношение к… смерти папы и Димы?

— Никакого. Просто исключали варианты. Такое дело. Сами понимаете. Мы должны были быть уверены, что все произошло именно так, а не иначе. Исключить других подозреваемых. Это стандартная процедура, Мирослава Лазаревна.

— Проверили?

— Конечно.

Он что-то печатал на компьютере, потом снова отпил свой кофе.

— Вы знали о том, что у вашего брата были связи с мужчинами?

Я посмотрела Круглову в глаза и усмехнулась. Усмешка, видимо, получилась мрачная, и тот поморщился. Зеленый еще. Его начальник более цепкий, с бультерьерской хваткой. А этот пока не научился с людьми говорить.

— Знала.

— Думаете, именно это могло спровоцировать такую агрессию со стороны вашего отца?

— Я не знаю. Отец был очень спокойным и уравновешенным человеком. Возможно, они поругались, и, — я судорожно выдохнула, — и Дима что-то сказал. Боже. Я не знаю, почему это произошло. Понимаете? Я не знаю. Я домой хочу.

Следователь подвинул мне стакан с водой, и я нервно осушила его до дна. Мне нужно было оказаться одной дома. Мне нужно было подумать, осознать. Я хотела говорить вслух и плакать. Я хотела, чтоб меня никто не видел. И я смертельно устала.

— Как вы думаете, может, ваша мама что-то знает?

Я болезненно поморщилась. Маму увезла скорая с нервным срывом. И я пока была не готова говорить с ней об этом. Да и она под сильной дозой успокоительного и снотворного вряд ли поймет меня. Я пробыла с ней там всю ночь и утром поехала в морг, а потом в участок. На каком-то жутком автопилоте.

— Возможно знает, но маме сейчас очень плохо. Я не думаю, что она сможет ответить вам хотя бы на один вопрос. Ее врач сказал, что последствия стресса могут быть самыми непредсказуемыми.

— Я понимаю, — опять этот взгляд сочувствующий. То ли настоящий, то ли притворяется. А меня это раздражает.

Да что ты понимаешь? Плевать ты хотел на меня и на мою мать. Ты работу свою делаешь. Тебе дело надо закрыть по всем правилам и тебе все равно, что я думать не могу, говорить не могу, что мне хочется закрыться в комнате в полной тишине и не слышать тебя. Никого не слышать и не видеть. У меня отец застрелил моего брата. Застрелииил. И сам застрелился. И я не знаю, за что… Я не знаю почему, а ты допрашиваешь меня, тварь бесчувственная. У меня семья разрушена. Я не знаю, из каких осколков себя собирать, понимаешь? Это ты понимаешь? Конечно же, нет.

— Хорошо, Мирослава Лазаревна. Я думаю, что на этом все. Я вызову вас, если у меня возникнут дополнительные вопросы после вскрытия.

— Когда я смогу забрать тела? — голос чужой. Неузнаваемый. Как жутко говорить о своих близких это страшное слово — тело. Не человек уже, никто. Просто тело. С номером. С биркой на ноге. И я пока что не могла этого осознать в полной мере. Да и не хотела. У меня в голове не укладывалось, что мы сейчас говорим о моей семье.

— Дня два-три, и сможете забрать. Примите мои искренние соболезнования.

Я кивнула и подняла взгляд на стену, увешанную портретами убитых. Какими-то пометками, красными кругами на карте. В груди что-то больно дернулось и осело тяжелым осадком. Придавило меня к стулу, заставив рассматривать лица и фамилии… Знакомые фамилии… Очень знакомые.

"Брылев… Наумов… Забродов… Чистова… Голубев… Шестаков…"

— Вы нашли… — я сглотнула слюну, и в пересохшем горле запершило, — нашли убийцу?

— Да. Нашли. Он сам явился к нам с повинной. С ним уже работает следствие.

Затуманенным взглядом смотрю на снимки жертв и на портрет Джокера… тот самый, который я привыкла видеть на аватарке.

— И кто это был?

"Водитель скорой Голубев, сказал, что застрял в пробке, когда ехал к месту происшествия. Впрочем, Шестаков, врач, который принял вызов, утверждал, что они бы все равно не успели… множественные колото-резаные раны…"

— Неуравновешенный больной психопат. Повернутый на персонаже. Вот такие нынче маньяки. Джокеры, Декстеры, Хаусы.

Я рассеянно кивнула и поднялась с кресла.

— Все оказывается так просто, да?

— Что? — он склонил голову набок.

— Ну все оказалось просто. Псих, повернутый на персонаже. Сам пришел и сознался. Вам повезло.

"Свидетель защиты Марина Чистова отрицала, что провела ночь с подозреваемым, тем самым опровергая алиби…".

Следователь прищурился, внимательно меня разглядывая. Ему явно не понравилось то, что я сказала.

— Конечно, повезло. Вы идите, Мирослава Лазаревна. Вам отдохнуть надо. В вашем положении нельзя сильно нервничать. Вы бы поспали. У вас есть к кому поехать?