– Вы ведь товарищ Александр Сталин? – она порывисто опустила портфель, который прижимала к груди, и достала оттуда потёртую газету «Правда», где на первой странице красовался Александр в момент награждения орденом Ленина.
– Да, – Саша, уже немного подуставший за такой долгий день, спокойно посмотрел на девочку. – Присаживайтесь, – он спрятал блокнот в папку и качнул головой на место рядом с собой. – А подружки ваши так и будут стоять?
– Клав, Лен, идите сюда! – девушка взмахнула руками и, не дожидаясь их реакции, плюхнулась рядом. – А вы к нам в Минск приехали воевать? Как с абиссинскими рабовладельцами, да?
Внутренне усмехнувшись, он расширил в деланом ужасе глаза и спросил звенящим шепотом:
– А что, у вас тут рабовладельцы есть?
Клава и Лена прыснули, а подошедшая первой девушка отчаянно покраснела:
– Нет, ну что вы… Но вы же с поляками воевать приехали, да? – и, не дожидаясь ответа, сама продолжила логическую цепочку: – Мы сегодня по радио слышали, что товарищ Роммель начал наступление, имея конечной целью Варшаву. Это он сейчас на себя всех поляков отвлечет, а вы – как в Африке, с отдельным отрядом… с нашей стороны… и в Варшаву – р-р-раз! И всех белопольских министров арестуете, да?! А их штаб в плен заберете…
Самое забавное: девчонка почти попала в яблочко! Как раз перед отъездом из действующей армии Белов на полном серьезе просчитывал подобный сценарий. Правда, он рассчитывал не на марш-бросок, а на авиадесант наподобие албанского, только в куда больших масштабах. Вот только результат, к которому пришел Александр, не радовал: для гарантированного успеха требовалась единовременная высадка парашютного десанта размером никак не менее двух штатных батальонов. И непременно с усиленным легким вооружением. Желательно и с частью тяжелого. А потом еще десантирование посадочным способом усиленного полка как минимум. С тяжелым вооружением по штату и сверх штата. А возможностей осуществить что-то подобное ни у корпусного комиссара, ни у начальника Особого отдела ЦК ВКП(б), ни у самого Иосифа Виссарионовича – увы! – не было. Да что там! У всей РККА таких возможностей не наблюдалось. А соскрести со всех стран Красного Союза… Можно, конечно, но только пока все самолеты соберутся, пока экипажи слетаются, пока… В общем, пока суд да дело – война спокойненько закончится обычными методами. Не столь прогрессивными и не столь радикальными, но вполне себе эффективными.
Имелся, разумеется, и второй вариант: воспользоваться не воздушным, а корабельным десантом. На кораблях Днепровской военной флотилии прорваться к Варшаве и… Этот план был всем хорош, за одним ма-а-а-аленьким исключением: польская Пинско-Висленская флотилия – в разы сильнее советской. Пять мониторов, вооруженных шнейдеровскими орудиями калибра 10,5 см, старыми 10-см австрийскими гаубицами и 75-мм скорострелками. А у СССР – один монитор. Правда, сильнее, чем любые два польских, да только у ляхов их – шесть штук! Плюс три канонерки спецпостройки. А у наших только две, да к тому же – переоборудованных из гражданских пароходов! И десяток бронекатеров проекта «до исторического материализма». С такими силами не то что до Варшавы дойти – линию фронта не пересечешь!
Третий вариант, предложенный Семеном Михайловичем Буденным, Сашка даже рассматривать не стал. Идея прорыва к Варшаве на шести бронепоездах – роскошный сюжет для фильма. Приключенческого или, например, ужасов. А в реальной жизни осуществление подобных затей заканчивается однозначно: появлением в личном деле пометки «Погиб при выполнении служебного задания»…
– …И поэтому мы бы хотели просить вас выступить на нашем комсомольском собрании. Пожалуйста… – ворвался в размышления девичий голос.
Оказывается, девочка говорила и, видимо, рассказывала что-то волнующее, а он и не слушал. Александр поднял на ораторшу с косичками глаза, внимательно оглядел с ног до головы и улыбнулся – широко и открыто:
– Выступить я, конечно, могу, если только ваше собрание – сегодня или завтра. Самый край – послезавтра до обеда. А дальше – извините, девчата. Служба. Вот только о чем вы хотите услышать? Что вам сказать, а?
По чести, по совести на собраниях Сашка выступал не часто. Ни Ладыгин, ни Белов не были особыми молчунами или бирюками, но вот к «говорильне» перед коллективом оба относились скорее отрицательно. Ладыгин хорошо помнил времена «застоя» и «катастройки», в которые и заработал стойкое отвращение к речам с трибун, а Белов, живя в приюте, как-то не особо и слышал эти речи. Обычно на митингах на трибуну выходил либо болезненно худой директор, либо полноватый завуч, которые быстро жевали положенную кашу из нужных лозунгов и вели воспитанников к праздничному столу, которым Белов в силу обстоятельств интересовался куда больше любых речей. Соловья баснями не кормят, а кречета, натасканного на охоту, – тем более!
– А вы… ты… расскажите нам… как там на фронте… и в Москве… – несмело попросила крупноватая блондинистая Клава.
– И как в Абиссинии и Албании было… – добавила темненькая смугляночка Лена.