Джокер старого сыскаря

Через настежь открытую форточку морозный воздух с трудом освежал прокуренный кабинет начальника следственного отдела полковника юстиции Дмитрия Петровича Игнатова, с утра не находившего себе места. Конец года, а грабёж профессора и убийство староверов в Святом Поле обещали повиснуть безнадёжными «глухарями». Грабёж и грабёж с двойным убийством… И это за какой-то месяц! Такого в его отделе не было уже давно. С профессором Свиридовым более-менее ясно: сам впустил по интеллигентской доверчивости бандитов. Не успел слова сказать – сняли со стены «Чёрный квадрат» и скрылись. С перепугу старик даже не разглядел своих посетителей. Двое – и всё. Один повыше, другой пониже… Вот и лови ветер в поле! Ясно, что была наводка. Но кто? Следователь Жаров занимается, да зацепок пока никаких. Со староверами и того хуже. Там бандитов вообще никто не видел. Одно известно: два трупа и ограбленная молельня – унесли восемнадцать деревянных и медных икон, прихватив вдобавок какой-то редкий серебряный крест. Начальство шкуру спустит за эти «глухари», а что делать?..

Дверь неожиданно распахнулась, и в кабинет почти вбежал капитан Жаров, ещё молодой, но самый продуктивный сыскарь в отделе Игнатова. Правда, на общественно-семейных началах помогает ему тесть – отставной старший следователь Запрудовской районной прокуратуры Тимофей Кузьмич Репнин. Ну и хорошо, пусть помогает, учит сыскному ремеслу! Лишь бы раскрываемость была высокой, начальству ведь только показатели и нужны, а там, кто кому помогает – дело пятое.

– Разрешите, Дмитрий Петрович?

– Так ты уже вошёл…

– Здравия желаю!

– Здравствуй. Что случилось, Саша? Чего такой взъерошенный?

– Только что звонил участковый из Сосновки, ну, старший лейтенант Сухов. Помните? Туда приехал дедок из Святого Поля. Привёз, говорит, в подарок тамошнему священнику какую-то старинную икону, что обронили бандиты во время грабежа молельни. Надо бы наведаться в посёлок, порасспросить старика хорошенько. Может, что и проклюнется. Всё равно с нас не слезут за эту «мокроту».

– Поезжай немедленно! Из оперативников возьми с собой майора Кротова, и поезжайте. Да, а Тимофей Кузьмич в курсе? – Игнатов втайне от руководства давно уже считал Репнина сотрудником своего отдела.

– Конечно, в курсе!

– Ну, давай тогда, не трать время зря.

– Слушаюсь, Дмитрий Петрович!

…Полковник Игнатов уже безоглядно хватался за любую возможность продвинуть следствие по этому сложному делу. Ладно бы там иконы, так ведь ещё убийство! А «мокроту», как известно, начальство держит на особом контроле. Интуиция подсказывала Дмитрию Петровичу, что и «Чёрный квадрат», и староверческая молельня, и прежние антикварные «глухари» – работа одних и тех же рук.

Безжалостно теребя пуговицу кителя, как будто она была в чём-то виновата, полковник угрюмо шагал по кабинету. Он уже не сомневался, что в городе появился крупный «искусствовед». Летом из областного музея снова пытались выкрасть Острожскую Библию, найденную лет десять назад в Сосновке школьниками. А ведь цена той книжечки не всем известна, только профессионалам. Жалко, вспугнули тогда музейщики вора своей несговорчивостью, не удалось выйти на его след. Потом ограбили самую старую в городе и особенно почитаемую православными верующими Богородичную церковь. Правда, дело быстро закрыли, сочтя его внутриконфессиональным, но факт остаётся фактом – действует дерзкий и знающий толк в церковном антиквариате преступник. Или преступники? Местные или залётные? Кому, по каким каналам сбывается краденое?.. Одни только вопросы. А Игнатова интересовали ответы и ещё раз ответы, которых у него пока не было.

…Жаров с Кротовым и Тимофеем Кузьмичом Репниным успели в Сосновку вовремя. Гость отца Константина, напившись чаю с земляничным вареньем, которое горазда была варить матушка Пелагия, собирался возвращаться домой. Начальник стройки уже прислал машину, чтобы с комфортом доставить старовера в родной скит.

– …Как дело-то было, – с удовольствием усевшись за вновь накрытый попадьёй стол, Никанор Карпович, так звали гостя отца Константина, неспешно повёл свой сказ. – Утресь того дни, слышь ты, выхожу я из избы снег размести маненько, а уж моя Груня с распластанными руками бегёт от шабра[46] нашенского, Микиты, да орёт о всю мочь, мол, забили, забили Архипушку с Панкратом. И молельню нашу, слышь ты, супостаты подчистую ограбили, опоганили святое место… Пока я туды-сюды, и народ уж собралси. Побёгли мы к молельне. Дверь нараспашку, поп наш Архип валяется, родимый, ничком. Малахай в стороне, а головушка-то размочкалена[47], как быдто бы поленом вдарили горемычного. Малость в стороне, слышь ты, Панкрат убиенный. Так и валяются. – Дед Никанор старчески шмыгнул, рукой вытер нос, набожно перекрестился и задумался.

– Испейте чайку, гости дорогие, – улучив удобную минуту, пригласила всех к столу хлебосольная матушка Пелагия. – Вот вареньице вам, бублики. Ешьте на здоровье да разговоры разговаривайте, а я по своим делам побегу. Батюшка, угощай добрых людей, чего сидишь как не свой.