Джокер старого сыскаря

– …Вот ты сам говоришь, старик, что ничего вокруг не меняется. В лучшую сторону, конечно. Обидно, если задуматься. Меня в восьмидесятых чуть в психушку не упекли за мою писанину, на тебя как на придурка волосатого смотрели. А ведь мы протестовали, пусть каждый по-своему, и всё-таки протестовали… ради торжества справедливости. Патетика, но это так! Лезли на рожон, не задумываясь о последствиях. Дуроломы! Донкихоты! Выходит, за что мы с тобой боролись, на то и напоролись? – Шведов глубоко затянулся и выпустил в форточку облако серо-сизого дыма.

– Так об этом ещё мой дед Степан говорил, – засмеялся Павел Николаевич, – когда понял, кого они привели к власти в семнадцатом году. Простой народ в России ни при какой власти нормальной жизни не видел. Но дуроломили мы с тобой, Серж, всё-таки не напрасно…

Сергей Михайлович с удивлением и любопытством посмотрел на друга.

– Ты задумывался когда-нибудь над тем, что всегда объединяло и по сей день, кстати сказать, объединяет протестующих против произвола, несправедливости, ханжества, ну и прочего бардака? – спросил Кузнецов, осторожно сняв с огня турку. – Идём в комнату, что нам здесь тесниться. Была бы кухня нормальная…

– …Искание! – на ходу ответил Сергей Михайлович.

– Вот именно, Серж. Искание. – Разлив кофе по чашкам, Павел Николаевич снова примостился на пуфике. – Искание воображаемого идеала, а ещё – Истины. Той единственной, непреложной Истины, которая удовлетворяла бы представлениям ищущего об идеале. Понятно выражаюсь?

– Валяй дальше, не отвлекайся…

Выпитая рюмка домашней настойки и аромат арабики вернули Шведову благостное настроение. Он не спеша смаковал кофе и внимательно слушал друга, чистосердечная философия которого освежала в памяти, казалось, безвозвратно забытые страницы их бурной молодости.

Ходили в один детский сад, учились в одном классе… А потом как-то так получилось, что на несколько лет потеряли друг друга из виду. Встретились они на хипповской тусовке в начале лета восемьдесят пятого года. Это было время, когда в горемычной России, больше известной тогда миру как Советский Союз или Страна Советов, начиналась эпоха пафосного словоблудия новоиспечённого генсека-демократа. Но пока его страстные призывы к какой-то мифической перестройке без особого ускорения добирались до провинции, корреспонденту «молодёжки» Сергею Шведову поручили подготовить разгромный материал об «отбросах советского общества, поклоняющихся западной, враждебной субкультуре» – о хиппи и рокерах. Молодой журналист понятия не имел ни о тех, ни о других. И когда он впервые появился в сквере Пушкина на их так называемой тусовке, ему едва не стало дурно. Разнополая, косматая, чудовищно одетая публика сидела, лежала, ходила, стояла… Одни, изображая подобие шаманского танца, неистово прыгали, издавали какие-то странные звуки; другие, молча заламывая руки, извивались всем телом в такт ревущей из облупленных усилителей музыки…

Зайдя со стороны, Сергей споткнулся о кабель, идущий к щитку управления ночным подсветом небольшого фонтана, вокруг которого и проходила тусовка. У электрощитка стояли два милиционера, время от времени что-то выкрикивая в мегафон. «Кто вас здесь услышит?» – усмехнулся Сергей. Три волосатых парня и одна, судя по голосу, девица были, как потом он узнал, рок-группой «Чиф». Они пели очень эмоционально, если не сказать надрывно. Но сколько Сергей ни прислушивался, ни слова понять не удалось. «Они что, не по-русски поют?» – решился он спросить у неожиданно выскочившего к нему из толпы длинного худого парня с давно нечёсаными, свалявшимися патлами до плеч, в разодранных на коленках джинсах и яркой, пёстрой рубашке навыпуск. На шее у него висело крупное, вишнёвого цвета ожерелье, а запястья были унизаны непонятно из чего вырезанными или сплетёнными странными украшениями. «Ты чо, мажор[38]? Ты мажор или пипл? Послушай, какой у них драйв! Я на них давно завис, лабухи[39] клёвые…» Сергей вытаращил глаза и молчал… Он узнал своего друга – Пашку Кузнецова!

Неожиданно для себя Сергей Михайлович громко, от души расхохотался.

– И что я такого сказал? – с лёгкой обидой в голосе удивлённо спросил Кузнецов. – Чем я так тебя насмешил, Серж?

– Да ничем, старик. Я просто вспомнил первую встречу с тобой на вашей тусовке, первый наш трындёж[40]. – Продолжая заразительно смеяться, Шведов подошёл к другу и обнял его.

– Неужели? – Павел Николаевич сразу оживился.

– Ну конечно, пипл!

Тут уже неудержимый смех одолел и Кузнецова. Он ловко вывернулся из рук Шведова и подошёл к книжной секции в «стенке».

– У меня, Серж, хранятся все твои статьи, начиная с той, которую мы писали вместе четверть века назад. Вот, посмотри…

Шведов даже подозревать не мог, что Павел Николаевич так трепетно относится к его скромному журналистскому труду, ценит и дорожит им. Придвинув к себе скоросшиватель, он стал осторожно листать пожелтевшие газетные вырезки. Многих материалов не сохранилось даже в его личном архиве, о некоторых он уже и забыл…