Джон Браун

— Я должен сам увидеться с этими людьми, — сказал он Дугласу, — через несколько дней, может быть…

Он чего-то недоговаривал. Негр терялся в догадках: гость был скрытен и туманно говорил о каком-то деле всей своей жизни, о том, что ему хотелось бы напоследок повидать семью, о десяти молодых вождях. Канзас, по-видимому, был забыт. Быть может, предстоит массовый побег рабов из Миссури? Дуглас напряженно вглядывался в гостя, но лицо Брауна, сухое, с туго обтянутыми скулами и белой ниспадающей бородой, не выдавало мыслей. На рассвете, когда гость и хозяин расходились по своим спальням, Браун вдруг вытащил из бокового кармана сложенный вчетверо лист бумаги. «Временная конституция и установления для народов Соединенных Штатов», прочел Дуглас заглавие, выведенное путаным почерком капитана. Гость говорил о бегстве рабов, а это заглавие указывало на другие, более обширные замыслы.

В следующие дни Браун чертил планы, диаграммы, писал письма своим сторонникам в свободных штатах. Он извещал их, что выехал из Канзаса, чтобы закончить приготовления к одному чрезвычайно важному предприятию, которое их, несомненно, заинтересует. Это самое серьезное дело в его жизни. Но снова нужны средства. Помогут ли ему друзья? Он просит в последний раз.

Вскоре на имя Нельсона Хоукинса пришли негодующие, возмущенные ответы. Что он опять выдумал? Где он был до сих пор? Почему молчал? Что сделал с фондами, ассигнованными на борьбу в Канзасе? Кто этот негодяй Фордз и насколько можно ему доверять? Мистер Хоукинс должен немедленно приехать в Бостон, с ним необходимо объясниться.

Браун с кривой усмешкой прочитывал все письма. Он холодно отклонил приглашение в Бостон: считается, что Браун находится на границе Канзаса, и было бы небезопасно для него появиться в Бостоне. В свою очередь, он приглашал всех на совещание в Питерборо, к Герриту Смиту. Там он сообщит нечто важное для всех сторонников его дела.

18 февраля 1858 года Геррит Смит записывает в своем дневнике: «Сегодня прибыл наш старый и уважаемый друг, капитан Джон Браун из Канзаса».

Мягкий снег, последний предвесенний снег падал за окном. Перед пылающим камином в большой, отделанной дубом столовой сидели Сэнборн и Геррит Смит. Оба они были друзьями Джона Брауна, но сейчас присутствовали здесь, в этой столовой, как судьи: комитет уполномочил их потребовать у Брауна отчета. Они даже приготовились холодно отчитывать капитана, выносить ему порицание.

Однако Браун опрокинул все их планы. Они ожидали, что он станет оправдываться, объясняться, но первые же его слова пригвоздили их к месту, заставили оцепенеть от изумления и ужаса.

— Как только раздастся первый клич, — подымутся все негры в стране. Ко мне придут люди из свободных штатов, бежавшие рабы явятся из Канады. Они придут ко мне на помощь из Каролины, из Джорджии и Теннеси. Я захвачу на плантациях лошадей и провиант для моей армии. У меня есть оружие и боевые припасы. Мои партизаны будут прикрывать горные тропы до тех пор, пока мы не построим земляные и каменные укрепления. Я вооружу пиками каждую женщину и каждого ребенка, чтобы и они могли защищать наши крепости. В горах существуют естественные заграждения, и я постараюсь отыскать сообщающиеся между собой ущелья. Пленных белых мы будем обменивать на рабов. Я вполне подготовлен к партизанской войне, недаром я изучал войну семинолов[6] во флоридских болотах и тактику негров Гаити. Я добьюсь успеха и постепенно расширю круг моих действий. Мы создадим нашу свободную республику: мы будем обучать негров и строить вместе с ними новую жизнь…

Сэнборн не выдержал:

— Капитан Браун! Подумайте о том, что вы говорите?! Ведь это безнадежное предприятие.

Браун холодно оглядел его:

— Подождите, мистер Сэнборн, я еще не кончил.

Придвинувшись ближе к камину, он развернул сложенный вчетверо лист бумаги: «Временная конституция и установления». Он начал читать. Каждое его слово звучало отчетливо, весомо, и, словно под тяжестью этих слов, Геррит Смит и Сэнборн все глубже уходили в свои кресла, все ниже опускали головы.

«…Принимая во внимание, что рабство в Соединенных Штатах есть не что иное, как варварское, ничем не обоснованное и ничем не оправданное угнетение одной части людей другой…»

Это была разработанная во всех подробностях государственная система. Затаив дыхание оба аболициониста слушали ясный голос Брауна. Мечта, фантазия облекались в плоть и кровь, перед ними был документ, делавший мечту почти осязаемой! Занятые территории будут организованы согласно Временной конституции. Когда борьба окончится и рабы будут повсеместно освобождены, произойдут выборы должностных лиц так, как это указано во Временной конституции. Не пользующиеся трудом рабов могут считать себя в полной безопасности; те, кто добровольно отпускает своих рабов, находятся под особым покровительством властей. Но с врагами он беспощаден: