Джон Браун

«Я думаю о тебе весь день и мечтаю всю ночь, я бы хотел быть дома и всегда оставаться с тобой. Но меня привело сюда желание сделать что-нибудь для других, а не только жить для собственного благополучия. Сейчас с нами только четверо черных; у одного из них жена и семеро детей находятся в рабстве. Иногда, когда я чувствую себя не в силах жертвовать собой, я ставлю себя на его место. О, Бэлл, я так хотел бы повидать тебя и маленького, но я должен ждать! Здесь поблизости жил невольник, жену которого недавно продали на Юг; на следующее утро его нашли повесившимся во фруктовом саду Томаса Кеннеди. Я не могу вернуться домой, пока здесь происходят такие вещи. Иногда мне кажется, что мы больше не увидимся. Если это случится, у тебя есть для чего жить — быть матерью нашему маленькому Фреду. Сейчас он для меня не совсем реален. Мы уходим отсюда сегодня или завтра…»

Письмо было написано, по-видимому, второпях. Но маленькая Бэлл, жена Уатсона Брауна, все же сумела прочесть то, что писал ее муж, и даже то, чего он намеренно не писал. Она прочла между строк, что там, в далекой Кеннеди-Фарм, все истомились от ожидания, что Уатсон далеко не уверен в успехе и что, может быть, это последний его привет.

Но женщины дома Брауна привыкли ждать, не жалуясь и не болтая. И маленькая Бэлл в Северной Эльбе ничего не сказала своим домашним. В день, когда пришло письмо, она только больше обычного возилась со своим сынишкой и, гладя его белую головенку, думала, что, может быть, теперь он уже сирота.

Негр, о котором говорилось в письме Уатсона, повесился накануне ночью, и все невольники в окрестностях были взбудоражены. Браун считал, что необходимо воспользоваться этим происшествием, чтобы начать восстание.

Стояла уже поздняя осень. Заговорщики в Кеннеди-Фарм начинали ощущать растущую вокруг них подозрительность. Мельник с Большой запруды приходил осведомляться, намерены ли они засеять восточное поле. Соседки обижались на необщительность Энни. В Чеймберсберге были вывешены объявления о награде за поимку беглого негра Шильдса Грина, по прозвищу Император.

Лири, Андерсон и другие безвыходно сидели на чердаке.

Браун продолжал без устали бродить по окрестностям Ферри. Он осунулся, у него теперь был ищущий, беспокойный взгляд. Беспрестанно наведывался он в почтовую контору. Капитан ждал подкрепления — людей и денег. Наконец пришло письмо от Джона Брауна-младшего — унылое, полное неопределенных надежд. Аболиционисты не решались перейти от слов к делу. Их удерживал страх. Люди придут, как только победа осенит знамя брауновцев. Они явятся, едва заслышат ликующий зов свободы. Пока же ему не удалось сорганизовать отряд, и он один приедет через несколько дней в Кеннеди-Фарм.

Браун разорвал письмо на мелкие клочки. Не такого ответа он ждал.

Вместе с Брауном в доме теперь собралось двадцать человек, не считая женщин. Люди отчаянно томились, некоторые не могли уже больше выносить этого бездеятельного сидения на чердаке. Кук, приехавший из Чеймберсберга, сообщил Кэги, что в городе начинают сильно интересоваться фермой, в которой не видно никаких сельскохозяйственных работ. Руда? Но почему же компания рудокопов не добывает никакой руды? Недавно Оуэн, возвращавшийся из Чеймберсберга вместе с Императором Грином, чуть было не попал в руки южан. Пробираясь глухими тропами к ферме, он натолкнулся на прохожих и спрятался с Императором в кустах. Южане заметили их, заподозрили, что негр беглый, и стали требовать его выдачи. Оуэн Браун пригрозил, что будет стрелять. Однако за ними стали охотиться, и только с большим трудом им удалось добраться к утру до фермы. Конечно, их всех скоро обнаружат.

А Браун все медлит, все не дает сигнала. Он целыми днями пропадает в горах.

Как негры, хотел бы он увидеть какое-нибудь знамение с неба, чтобы окончательно уверовать в божественную волю. Но знамения не было, и он возвращался домой изжелта-бледный, с ввалившимися глазами и бескровным ртом. Люди задыхались на чердаке, и ропот все возрастал. Теперь они опасались даже спускаться вниз, и, только когда внезапно над горами разражалась гроза, они высыпали гурьбой под ливень и бегали, сорвав с себя рубашки, опьянев от воздуха и давно не виданной свободы. Браун наблюдал за ними, стоя у окна. Дольше медлить невозможно! Теперь или никогда!

Кэги — самый дальновидный — настаивал, чтобы капитан поговорил с людьми, объяснил им наконец свой план в подробностях. Люди думают, что капитан собирается уводить негров в горы, и не понимают, почему он медлит. Надо сказать им, что задача куда более грандиозная, что их ждут гораздо большие опасности, что они будут рисковать своими жизнями. Надо рассказать им все, как это задумал Джон Браун.

И вот вечером на кухне фермы перед большим, жарко пылавшим очагом собрались негры и белые.

За окном было черно и сыро. Энни и Марта, закутавшись в плащи, ходили вокруг дома на страже. Кто-то подбросил в очаг большое полено, искры взлетели вверх огненным фонтаном, сухая кора затрещала, и стало слышно, как ветер гудит в трубе.