Джон Браун

Весть об убийстве пяти "Сынов Юга" распространилась молниеносно. Все в Соединенных Штатах думали, что это мщение за разгром Лоренса. Рабовладельцы неистовствовали от бешеной злобы. Собрания следовали за собраниями, у всех на устах было имя Джона Брауна. Старая ненависть разгорелась с новой силой.

Джон-младший и Джезон провели одну ночь у пастора Эдера, своего родственника. Тот дрожал от страха, что и с ним расправятся за укрывательство Браунов, и наутро сказал братьям, чтобы они уходили. Но куда?

- Отдайтесь в руки регулярных войск, - сказал братьям пастор. - Вас, конечно, арестуют, но таким образом вы уйдете от дикой расправы над вами. Если вы попадете в руки миссурийцев...

Он не договорил, но и Джон и Джезон хорошо знали, что ждет их, если они попадут во власть рабовладельцев.

Джон-младший пылал от жара: у него была сильная лихорадка, бред, ехать с ним на одной лошади было мученьем: он кричал, неистовствовал, порывался куда-то бежать. Наконец он столкнул Джезона с лошади и ускакал, крича что-то бессвязное и размахивая кулаком.

Джезон остался один, в лесу, в незнакомом месте. Он знал, что лес кишит охотниками за Браунами. Два дня он ничего не ел, чувствовал себя зверем, за которым идет по следу погоня. Его знобило. Как чуда, ждал он появления синих мундиров, которые должны его спасти от рук мучителей.

И все-таки он попался миссурийцам. Блуждая по лесу, Джезон наткнулся на отряд, обыскивающий окрестности. Двадцать миссурийцев взвели курки, когда услышали имя Брауна.

- Ага, вот один из тех, кого мы ищем!

- О, северная сволочь, наконец-то мы тебя поймали!

- Проклятый укрыватель негров, сейчас тебе конец!

Однако Джезон, самый слабый и нерешительный из сыновей Джона Брауна, вдруг обрел твердость, словно переродился в этот миг встречи с врагами. Он шагнул вперед, распахнул рубашку на груди:

- Вам не удастся выстрелить мне в спину. Стреляйте, смотря мне в глаза, подлые вы люди! Да, я стою за свободный Канзас, и я аболиционист. Стреляйте же!

Миссурийцы заколебались: их могут потом обвинить в убийстве безоружного. Они связали Джезону руки и погнали его перед лошадьми. Когда он потерял сознание, его привязали к седлу и привезли в поселок Паолу, где собрались двести охотников за Джоном Брауном и его сыновьями. В лесу, возле поселка, у большого дерева стояла эта огромная стая, жаждущая уничтожить Джезона. Местный судья тщетно пытался сказать несколько слов в защиту Джезона. Его участие в убийстве пятерых южан не доказано, надо дать ему возможность предстать перед настоящим судом, получить право защищаться, доказать свою невиновность. Никто не слушал судью. Все жаждали крови одного из Браунов. Чадя, горели факелы. Джезон, связанный, стоял, почти ничего уже не сознавая.

- Он сын старого Брауна! - рычали охотники. - Он сын старого Брауна!

Этого было достаточно. Судью свалили с ног, оттащили от Джезона и накинулись на "сына старого Брауна". Ноги в тяжелых подкованных сапогах начали топтать свою жертву. Джезона колотили по лицу револьверами, его все ближе подтаскивали к дереву, на котором священник уже приладил петлю.

- Вздернуть его!

- Скорее, скорее!

Еще минута, и Джезон Браун был бы повешен. Но в круг факелов вступила женщина в черном, внимательно всмотрелась в безжизненное лицо Джезона, в озверелые физиономии его палачей.

- Оставьте его, - сказала она палачам. - Этого человека не было в доме в ту страшную ночь. Он не приходил к нам, я свидетельствую перед вами. Присягаю, что это так. Я имею право говорить. Я жена убитого Дойла и мать его сыновей.

Так Джезону Брауну на этот раз удалось избежать смерти.

Однако ненависть рабовладельцев искала выхода. Если бы им попался сам Джон Браун, "старый Браун", они придумали бы для него новую, неслыханную в мире казнь. Но все поиски были тщетны: Браун исчез.

Джон Браун понимал: он должен скрываться как можно дольше, чтобы затихло возбуждение, чтобы перестали за ним охотиться так рьяно. Он должен спастись сам, а главное, спасти своих товарищей и сыновей. Люди вскоре понадобятся. Понадобятся для дела, для того большого, настоящего дела, которое теперь виделось ему уже совершенно ясно.

После ухода из Поттавоттоми у брауновцев сорок часов не было во рту ни крошки. Притаясь в глухих лесных зарослях, все они страстно мечтали о пище. Старый Браун был так же голоден, как его товарищи, но по его невозмутимому виду, по спокойному, упорному лицу никто не мог бы сказать, что он испытывает физические страдания. Наконец, видя, что Винер и остальные слабеют от голода, он приказал Оуэну пробраться в один из ближайших поселков и попытаться достать еды. Оуэн, самый послушный из сыновей, покорно ушел: может быть, отец посылает его на смерть, может быть, он наткнется на засаду и не вернется к своим, но отец принял на себя командование, он теперь отвечает за них всех, ослушаться его невозможно, отец лучше знает, что им всем делать.

И вот уже ночь, а люди все ждут и ждут... Никто не смеет заговорить громко, никто не смеет разжечь огонь - это может их выдать врагу.