«Цветные рабочие плантации, — пишет В. Диксон, — в глазах своих владельцев, особенно владелиц, не были людьми, это был не более как рабочий скот, имевший только те права, какие принадлежат лошадям и коровам, — право получать скудное пропитание и помещение за работу. Во многих из этих штатов цветные не смели учиться читать и писать, не могли вступать в брак и быть верными мужем и женой; они не имели власти над собственными детьми, не могли приобретать в собственность ни коров, ни свиней, вообще никаких животных; им не позволялось ни покупать, ни продавать, ни нанимать за себя на работу других, ни носить фамилию. Употребляя выражение главного судьи Тэни, можно сказать, что негры не имеют таких прав, которые белые были бы обязаны уважать; другими словами, они не имеют вовсе никаких прав».
Каждый день почтмейстер из Кроуфорда читал в газетах объявления о беглых неграх: «Сбежал негр. Имя — Самбо. Рост 6 ф. 15 д., на правой щеке — свежевыжженная буква «В». Доставить за вознаграждение на плантацию Вильсона».
Север охотно торговал рабами, но отказывался от рабовладения: на фабриках и в мелких землевладениях держать негров было невыгодно. Но как не воспользоваться таким удобным случаем?! Как не порисоваться милосердием и свободомыслием! Север цитировал евангелие и библию, и выходило, что христианское учение строго осуждает рабство. И северные штаты, один за другим, отменяли рабовладение.
Но Юг не рисковал говорить возвышенные слова: христианские тексты обошлись бы слишком дорого плантаторам. Здесь старались отыскать в евангелии и библии такие цитаты, которые оправдывали бы рабство. Искали — и находили. В руках помещиков-южан была власть и деньги. Они покупали проповедников и журналистов, которые доказывали, что рабовладение необходимо для цивилизации и прогресса. Они подкупали полицию и судебных чиновников, которые оправдывали их в случае убийства негра. С ними заодно была церковь, обучавшая негров христианскому смирению, с ними были купцы, контрабандисты, работорговцы. Это была грозная, а главное, всеми признанная и узаконенная сила.
В Кроуфорде существовал мост, принадлежавший старой, вздорной леди. На мосту красовалось объявление: «За быструю езду — штраф: белые — пять долларов, черные — пятнадцать ударов палкой». Объявление принималось всеми, как нечто вполне законное.
В Кроуфорде же существовал «калабуз» — длинное темное здание, куда хозяева отправляли сечь провинившихся невольников. Мимо окон почтмейстера часто проносили носилки с наказанными жертвами. Браун не отводил от них глаз, как это делали лицемеры, наоборот, он жадно смотрел на засеченных негров: он питал свою растущую ненависть.
Интересы семьи постепенно отодвинулись на второй план. Дайант молилась и жаловалась, что он заставляет ее прислуживать неграм. День и ночь она ныла о корове, о доме, о цыплятах. Она сделалась болтливой, постоянно о чем-то беспокоилась и говорила, что брошена на произвол судьбы.
Одни дети радовали Брауна. Они охотно возились с негритянскими ребятишками, а Джон-младший взялся учить грамоте двух взрослых негров. Пустяк? Но этот пустяк мог вырасти в большое дело.
Джон Браун писал отцу в Огайо, что просвещенные негры взорвут на воздух всю систему рабства. Вечером к дому почтмейстера прокрадывались черные тени. Салли и Сэмбо, сложив на коленях узловатые, похожие на сучья сухого дерева руки, с благоговением слушали этого большого, сурового с виду человека. Впервые белый говорил с ними, как равный с равными, горячим и живым языком. Он писал для них письма их детям и женам, проданным «вниз по реке». Негры часто пели протяжно и уныло:
В феврале 1831 года произошло солнечное затмение. На минуту стало совершенно темно, пронесся холодный и пыльный вихрь, согнувший деревья, скот заблеял и замычал в хлевах, домашняя птица, будто ослепнув, заметалась по углам. Закрылись чашечки цветов, и днем простым глазом можно было увидеть на небе звезды.
Суеверные негры были охвачены каким-то мистическим восторгом. Браун пытался объяснить им причины затмения, но они твердили ему о знамении с неба, о знаке, о небесном голосе, который объявил им, что «последние будут первыми». Шли смутные слухи о каком-то негре, ораторе и проповеднике, который призывал негров взяться за оружие. Спустя несколько месяцев Америка узнала о восстании, поднятом в Виргинии невольником Натом Тернером.