Читаем Джон Браун полностью

«Американцы, бесспорно, из всех народов самый непоседливый, — пишет очевидец этого движения. — Между Балтиморой и Филадельфией более тысячи повозок, заваленных огромным грузом, тянулись с другой стороны Аллеганских гор к Западу. Число пешеходов и лошадей отвечало числу повозок и может дать понятие о ходе таких переселений на пространстве более трехсот миль. Едущие с востока Соединенных штатов часто оставляют своих лошадей в Питтсбурге и спускаются по реке Огайо, тогда как с запада на восток приезжают в дилижансах.

Дорога на запад у гостиницы в Балтиморе. Начало XIX в. (Современный акварельный рисунок из собр. Историч. общества в Мэриленде.)

Женщины часто едут верхом, в рединготах, с зонтиками, вместе с детьми своими и таким образом делают по четыреста миль».

Период колонизации в истории Северной Америки так и называется «движением на Запад».

Переселенцы на Запад. (С картины Б. Уэгса.)

Газеты были полны самых заманчивых сведений о Западе, железные дороги тратили огромные суммы на рекламу, побуждавшую людей стремиться на Запад и селиться там. Все были охвачены каким-то безумием — бежать в свободные, цветущие, вольные степи.

Поток переселенцев — рабочих и фермеров — столкнулся с параллельным потоком помещиков-плантаторов. Плантаторы захватывали лучшие участки земли и теснили крестьян все дальше и дальше. Там, где плантатор ставил пограничную черту, доступ фермеру был закрыт.

Фермер отвечал на это непримиримой враждой. Самым уязвимым местом плантаторов было рабовладение. И в тех северо-западных штатах, где у власти стояла мелкая фермерская буржуазия, рабовладение было запрещено.

На Западе создавались все новые и новые штаты. При создании каждого нового штата возникал вопрос, каким должен быть этот штат — свободным или рабовладельческим.

Для того чтобы сохранить значение, иметь возможность влиять на политику Соединенных штатов, вожди рабовладельческого Юга должны были добиваться введения рабства и в новых штатах. Таким образом, вопрос о власти непосредственно упирался в вопрос о сохранении или уничтожении рабства. Именно вокруг этого вопроса и разгорелась борьба, в которой одним из вождей партии, добивавшейся отмены рабства, был Джон Браун.

<p>«Голубые законы Коннектикута»</p>

Серые каменистые холмы со всех сторон обступали хижину Браунов. Сеять здесь было почти невозможно, даже скот с трудом находил себе корм.

У матери часто пропадало молоко, и тогда ребенка, по индейскому обычаю, подвешивали в корзинке к большому дереву, чтобы он слушал пение птиц и не плакал. Но мальчик все-таки плакал от голода, и отец с горя проклинал этот гиблый Коннектикут, где семейному человеку впору удавиться.

Оуэн Браун, отец Джона Брауна. (Дагерротип.)

Страна была сурова, и поселенцам приходилось туго. Холодные речки, глубокие ущелья с черными, словно обугленными деревьями, серые овраги, откуда по вечерам поднимался плотный, белесый туман, — такова была родина Джона Брауна.

Люди здесь были под стать природе — грубые, неразговорчивые, упорные. В непрерывной борьбе за существование они почти утратили способность мечтать о чем-нибудь, кроме сытой жизни и закромов, полных пшеницы и кукурузы. Их чувства были так же просты и примитивны, как орудия в их руках — топор, молоток, пила…

Трудились здесь упорно, стиснув челюсти, поливая потом каждую пядь земли, выкорчевывая деревья, сбрасывая в пропасть камни, чтобы хоть как-нибудь приспособить эту землю для посева. Ели грубую пищу — кукурузные лепешки, бобы с салом, размоченные в воде сухари…

Спали тяжелым сном без сновидений, не сняв с себя той одежды, в которой работали весь день, спали в сырых, еще неоконченных срубах. Возмужав, брали в дом женщину, потому что нужно кому-нибудь стряпать, шить и стирать и потому еще, что библия не велит человеку жить в одиночестве. В каждой хижине на почетном месте лежала эта толстая книга, единственная книга, которую здесь читали. Люди верили в рай и в геенну огненную. По воскресеньям в церкви проповедник грозил курильщикам вечными муками. Потом все — мужчины и женщины — пели простуженными, не привыкшими к пению голосами заунывные псалмы. В воскресный день было запрещено громко говорить, смеяться и целовать жену. Так гласили «Голубые законы Коннектикута», установленные первыми поселенцами-пуританами.

В этих же законах говорилось, что «какие бы то ни было лица, носящие золотые или серебряные шнуры, золотые или серебряные пуговицы, шелковые ленты или другие какие-либо излишние украшения, будут подвергнуты налогу в размере 150 фунтов стерлингов».

Творцы законов не подумали о том, что в Коннектикуте нет людей, одевающихся в золото и серебро, и что этому штату гораздо более подходит другой «Голубой закон», гласящий, что каждый неоплатный должник может быть продан за свои долги в рабство.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии