Джон Фицджеральд Кеннеди

В этот долгий и тяжелый день то, что Хрущев справедливо назвал «больным местом…, шипом», стало причиной неустранимого противостояния лидеров двух государств. Они оба утверждали, что не могут принять унизительных для себя предложений противоположной стороны. «Намерения США не сулят ничего хорошего. СССР считает всю территорию Берлина принадлежащей ГДР. …если бы США начали войну за Берлин, СССР ничего бы не мог с этим поделать… Возникает угроза третьей мировой войны, которая станет еще более разрушительной, чем вторая», — говорил Хрущев. Кеннеди отвечал, что Хрущев хочет «обострить создавшийся кризис … стремится изменить сложившуюся ситуацию» и что, пусть он, Кеннеди, и «молод», он «вступил в должность президента не для того, чтобы соглашаться на условия, полностью противоречащие интересам США». Он «приехал сюда, чтобы не допустить прямой конфронтации наших двух стран» и «сожалеет о том, что покидает Вену с таким впечатлением от встречи». Но Хрущев назвал свое решение по вопросу о Берлине «окончательным». В ответ Кеннеди заметил: «Если это так, то нас ожидает холодная зима» [246].

Кеннеди тяжело переживал свой, как ему казалось, полный провал на переговорах с Хрущевым. «У меня в жизни не было ничего хуже этого», — сказал он в беседе с журналистом New York Times Джеймсом Рестоном. «Он с такой яростью бросался на меня… Теперь у меня две задачи. Во-первых, понять, почему он вел себя так враждебно. И, во-вторых, определить, что мы можем сделать в этой ситуации». Рестон, который брал интервью не для печати, тем не менее, написал в Times, что Кеннеди «был поражен жесткостью и неуступчивостью советского лидера» [247].

По возвращении в Вашингтон Кеннеди не покидала мысль, что, если Хрущев двинет войска на Западный Берлин, наступит настоящий Судный День. Его помощники сообщили ему, что у них есть только один план на этот случай: применить ядерное оружие. «Черт возьми…пошевелите мозгами, — перебил Кеннеди Росуэлла Гилпатрика, заместителя министра обороны. — Мы говорим о гибели семидесяти миллионов американцев» [248]. Банди не предложил ничего лучшего: «Единственный существующий в Соединенных Штатах план применения стратегических ядерных вооружений состоял в том, чтобы нанести массированный, тотальный, всеобъемлющий, смертельный удар по Советскому Союзу…, странам Варшавского договора и коммунистическому Китаю» [249]. Кеннеди волновали не только потенциальные жертвы, но и степень доверия к нему как лидеру. «Число моих провалов за этот год превышает лимит, поддающийся оправданию», — сказал Кеннеди помощникам [250]. Журналист Джозеф Элсоп опубликовал в Saturday Review статью о встрече с Кеннеди, озаглавленную «Наиважнейшее решение в истории США».

В статье ставился вопрос о том, «должны ли Соединенные Штаты идти на заведомый риск, по своим масштабам приближающийся к самоубийству нации, с целью избежать капитуляции своей страны» [251]. В первых числах августа Кеннеди объявил о начале осуществления программы гражданской обороны, заданием которой было «укрепить общественную поддержку решения США в случае необходимости использовать ядерное оружие» [252].

В то лето Кеннеди много выступал и часто говорил о кризисе. В июле, обращаясь к телевизионной аудитории, он сказал: «Как никогда раньше, Западный Берлин стал испытательным полигоном, где проверяется смелость и воля стран Запада. Это центр противостояния принятых нами еще в 1945 году серьезных обязательств и нынешних амбиций Советского Союза… Мы дали слово, что нападение на этот город будет рассматриваться нами как начало военных действий против всех нас» [253]. Очевидно, речь Кеннеди была адресована скорее Хрущеву, чем американцам.

Убедительные призывы Кеннеди защитить Западный Берлин беспокоили и даже возмущали некоторых американских политиков и многих жителей Западной Германии, которые видели в его позиции готовность отказаться от борьбы за коммунистический сектор Берлина. Как и раньше, его обвиняли в «слабости». Послевоенный договор 1945 года предусматривал существование единого Берлина, а многие немцы — и даже некоторые американцы — считали, что Кеннеди без боя сдает противнику половину города.

Уильям Фулбрайт еще больше усложнил полемику, заявив: «Почему бы восточным немцам не закрыть границу; по моему мнению, у них есть право это сделать» [254]. Кеннеди не опроверг утверждение Фулбрайта. Более того, он сказал заместителю помощника президента по национальной безопасности Уолту Ростоу, что Хрущеву «придется сделать что-то, чтобы остановить поток желающих эмигрировать. Возможно, построить стену. Мы не сможем помешать этому». [255]