Джон Фицджеральд Кеннеди

К вечеру, вернувшись из поездки, президент обнаружил, что центральным вопросом дискуссии стал выбор между блокадой и бомбовым ударом. Генералы единым фронтом выступали за бомбовый удар. Но Макнамара, Соренсен, Роберт Кеннеди и другие больше склонялись к варианту блокады. Их поддерживали Эдлай Стивенсон и Джордж Болл. В конце концов, Кеннеди согласился с их доводами и принял решение в пользу морской блокады, сопровождаемой попытками убедить Хрущева отступить. Президент решил, что блокада будет называться «карантином», так как в соответствии с международным правом блокада считается вооруженной агрессией. На случай, если блокада не подействует, оставался вариант бомбового удара. Американский военный флот имел несомненное превосходство в Карибском море, где ни одна держава не могла составить ему конкуренцию. Но самое главное, блокада перекладывала на Советский Союз «груз ответственности за выбор линии поведения». Как объяснил тогда Кеннеди, Советы могли выйти из кризиса, не рискуя потерпеть «унизительное поражение в ядерной войне» [378] .

К 22 октября информация о кризисе уже попала на страницы прессы. 21 октября газета Washington Post вышла с заголовком на первой странице «Передвижения военно-морского флота на юге связаны с кубинским кризисом» [379] . Кеннеди попросил журналистов задержать публикацию на один день, так как он планировал выступить с объявлением своей позиции по телевидению. Редакторы, хотя и неохотно, согласились.

Вечером 22 октября Кеннеди провел переговоры с политическими деятелями, которые своим авторитетом могли поддержать его решение. Он встретился с Эйзенхауэром, который был с ним одного мнения относительно блокады и пообещал поддержку. Президент также провел беседы с лидерами Конгресса, причем некоторые из них очень скептически оценили ожидаемую эффективность карантина. Но Кеннеди уже принял окончательное решение и обратился по телевидению и радио к американцам и международной аудитории. Объяснив, что Советский Союз разместил наступательные ракеты на Кубе, он продолжил: «Ни Соединенные Штаты Америки, ни мировое сообщество в целом … не могут терпеть преднамеренную ложь и оскорбительные угрозы какого бы то ни было государства, большого или малого… Ядерное оружие обладает такой разрушительной силой, а баллистические ракеты – такой скоростью, что любое значительное увеличение вероятности их использования или любое внезапное изменение их дислокации может оправданно рассматриваться как явная угроза миру».

Он разъяснил характер объявляемого «карантина» и призвал Хрущева «остановить, уничтожить эту дерзкую, безрассудную скрытую угрозу миру во всем мире… [и] оставить попытки добиться мирового господства» [380] . На следующий день Кеннеди официально объявил о том, что отдал приказ ВМС США останавливать все суда, перевозящие наступательное оружие на Кубу. Теперь о Карибском кризисе узнал весь мир [381] .

* * *

По Америке и многим другим странам прокатилась волна тревоги, кое-где перерастающей в панику. На биржах Нью-Йорка, Лондона и европейского Общего рынка стремительно упали курсы ценных бумаг. До рекордно высокой отметки подскочила цена золота. Кое-кто бросился запасаться консервами, «сухими пайками» и водой в бутылках, размещая их в импровизированных противорадиационных бомбоубежищах.

Резко возрос спрос на спальные мешки и рюкзаки, так как многие горожане опасались, что от бомбежек придется спасаться бегством в сельские районы. В некоторых местах напуганные покупатели полностью опустошили продовольственные магазины, скупая абсолютно все. Один профессор Колумбийского университета в Нью-Йорке писал, что его студенты «буквально тряслись за свою жизнь» [382] . Но большинство населения, хотя и чувствовало напряжение, продолжало жить и работать в нормальном режиме, не поддаваясь панике. В целом американцы были на удивление единодушны в своей уверенности, что президент найдет правильный выход из критической ситуации [383] .

Вскоре после телевизионного обращения Кеннеди начал продолжительную и нелегкую переписку с Хрущевым, которая «с точностью до наоборот» напоминала их обмен посланиями во время событий в Заливе Свиней. Сославшись на беседу в Вене, президент подчеркнул, что «Соединенные Штаты не будут мириться с любыми действиями с Вашей стороны, которые могли бы нарушить существующий мировой баланс сил… Я должен заявить Вам, что Соединенные Штаты полны решимости устранить эту угрозу безопасности западного полушария» [384] .

Первоначальной реакцией Хрущева было возмущение. «По какому праву Вы делаете это? – спрашивал он, имея в виду блокаду. – Вы… выдвигаете ультиматум и угрожаете, что если мы не будем подчиняться Вашим требованиям, то Вы примените силу…Вы уже не апеллируете к разуму, а хотите запугать нас… Я не могу с этим согласиться» [385] .