Джон Френч - Ариман: Неизмененный (Ариман)

Инквизитор была готова к тому, что когда в пустыне наступит ночь, свет исчезнет, однако этого не случилось. Вместо этого изменился звук. Поначалу она слышала собственные шаги по присыпанной песком земле. Затем заметила, что появилось отдаленное бормотание, которое могло быть текущей водой, либо ветром, либо негромкими голосами. Но воды и ветра не было, а если здесь кто-то и находился помимо нее, она их не видела. Звук усиливался и стихал, и усиливался снова, пока наконец не исчез. Затем наступила тишина — абсолютная, в которой не слышно даже шагов, — так что ей казалось, будто она не идет, а стоит на месте, пока мимо тянутся стеклянные стены. Спустя какое-то время женщина начала думать о тишине как о ночи, хотя сама не знала почему.

Когда звук вернулся, инквизитор остановилась. Она сказала себе, что лишь отдыхает, а затем выругала себя за ложь. Ей не требовался отдых. Она была мертва, а если испытывала усталость, то только потому, что это было частью мысленного пейзажа вокруг нее: она была уставшей потому, что не знала, сделала ли верный выбор. Когда Иобель оглянулась, то уже не смогла разглядеть вход в ущелье. Это положило конец наполовину сформировавшейся мысли о том, чтобы вернуться.

Резные изображения дверей начали попадаться едва ли не сразу, как она продолжила путь. Тыльная сторона руки коснулась стены каньона и натолкнулась на резкую границу. Иобель вскрикнула, отпрянув от скалы. На нее взирала резная дверь. Сначала женщине показалось, будто та реальна и окаймлена гравированным косяком с аркой. Она подступила ближе, вытянув руку, и пальцы нащупали внутри резьбы полированный камень. Тот был безупречным и неподатливым. Иобель провела пальцами вдоль границы, но не нашла ни швов, ни стыков. Дверь не была настоящей — лишь образ, выбитый в камне. Спустя несколько шагов она обнаружила еще одну, а затем еще, пока они не стали тянуться мимо нее бесконечной вереницей. Инквизитор задалась вопросом, в какую часть Ариманова разума она попала и что эти двери символизировали для него.

Она все еще размышляла над этим, когда стены исчезли, камень сменился кромешной тьмой, ведущей вдаль. Остались лишь створки, висящие во мгле, будто карандашные наброски на черной бумаге. Иобель поняла, что затаила дыхание, и у нее возникло чувство, будто если сейчас лишиться ощущения твердой поверхности под ногами, то идея тела тоже покинет ее.

Спины коснулось тепло, разливаясь по конечностям. Женщина обернулась. В неглубокой впадине в скальной породе потрескивал и плевался искрами костер из набросанных веток. На границе отбрасываемого света вырисовывались грубые стены пещеры. Иобель бывала здесь прежде, но тогда фигура у костра была покрытым шрамами согбенным существом в рваном красном плаще.

Теперь на запыленном камне, скрестив ноги, восседал меднокожий ангел. Он казался одновременно громадным и хрупким. Надо лбом извивались черные рога. Из спины и плеч выступали сложенные крылья. Иобель заметила на белых перьях кровь. Его тело скрывала броня. По кованым металлическим мышцам вились золотые символы. Когда она вгляделась пристальнее, огонь вспыхнул, и на мгновение крылья ангела стали паутинами из кости, а кожа — серой и потрескавшейся. Тени сместились, и мимолетное впечатление миновало.

— Здравствуй, Иобель, — сказал ангел и потянулся, чтобы взять из костра обуглившуюся ветку и поворошить ею угли. Тогда она заметила нечто другое, нечто, висевшее рядом с ним, похожее на полупрозрачную тень освежеванной и сгоревшей летучей мыши. Инквизитор ощутила на себе взгляд блестящих глаз, ощутила, как оно голодно зашипело. — Ты искала меня.

Долгое мгновение Иобель смотрела на него, невольно сжав деревяшку в кармане.

— Он был прав, — протянула она наконец и поняла, что к ней вернулось чувство дыхания. — Ариман был прав. Ты — Магнус Красный. Ты внутри его разума.

Ангел улыбнулся.

— Внутри его разума? — промолвил Алый Король и огляделся, после чего снова посмотрел на Иобель. — Как тебе однажды сказали, здесь ничто не является таковым, каковым кажется.

Часть третья Буря

XVII Вернувшиеся

Чернота.

Абсолютная чернота. От края до края зрения.

Стук его сердец, бьющихся в замедленном ритме.

Привкус серебра в крови на языке.

Тепло нефритового скарабея в ладони.

Чернота.

Вот только это уже не чернота. Там, где прежде было ничто, возник свет — крошечный, далекий, словно точечка во мгле, но тем не менее свет. Он рос, а затем точек стало появляться больше и больше. Он бы счел их звездами, но это были не звезды. Он знал это. Он уже видел их раньше. Он бывал здесь раньше.

«Я — Ариман», — подумал он, как будто его имя было якорем.

Во тьме зажигалось все больше огоньков, некоторые из них были яркими, другие же — слабыми искорками. А первый увиденный им огонек разгорался все сильнее.

— Как мы вернемся? — когда-то давно спросил его Ктесий, когда он рассказал о своих намерениях. — Изгнание, Ариман, это больше, чем просто слова, и ты знаешь это. Мы можем пытаться найти Планету Колдунов десять тысячелетий, но так и не достигнуть ее.

— Есть путь, — сказал он.