Джон Голсуорси. Жизнь, любовь, искусство

В тот день состоялась свадьба сына младшего брата отца Джона Фредерика Томаса Голсуорси – Артура и Ады Купер. Через несколько недель был дан званый обед в их честь. Молодые супруги обращали на себя внимание и не только как виновники торжества. Он, великолепный брюнет, превосходный игрок в бридж, производил на всех громадное впечатление. Она – изумительно красива той загадочной красотой, которую могли запечатлеть лишь Боттичелли или Тициан, в ней было нечто завораживающее, каждое движение исполнено грации. У нее были огромные лучистые карие глаза под слегка изогнутыми темными бровями и великолепный классический профиль, а волевые очертания губ свидетельствовали, что ей известно, что такое страдание. Она была среднего роста, с фигурой, отличавшейся изысканными пропорциями, не скрываемыми подвенечным платьем, в котором она, как было принято, появилась на этом семейном торжестве. Ее мягкие волнистые темно-каштановые волосы, зачесанные назад, оттеняли бледность лица, имевшую едва заметный смуглый оттенок. Все в ней изобличало породу, нечто неотъемлемое, складывающееся веками, присущее отпрыскам древних народов, то самое, что определяет неповторимость облика и «стиля», отличавшихся шармом и интеллигентностью. Но лицо ее было отмечено печатью уныния и даже грусти, как у человека, вступившего в борьбу с роком и сраженного им.

Это показалось Джону очень странным для, должно быть, счастливой молодой супруги. Но Аду не надо было долго упрашивать аккомпанировать Джону на рояле, а она была отличной пианисткой, когда он пел «Собака Дайна» и другие «шедевры», популярные в немузыкальной среде.

На приеме в честь свадьбы Артура и Ады собралась вся семья. Она являла цвет верхушки среднего класса – крупной буржуазии. Представленная во всем своем блеске, щеголяла белыми перчатками, светло-желтыми жилетами, перьями и сшитыми по последней моде платьями. Посередине парадной залы своего особняка Кембридж Гэйт, 8, близ Риджент Парка, под массивной хрустальной люстрой Джон увидел стоявших родителей, которым представляли гостей.

Отец – гораздо выше среднего роста, отлично сложенный, несмотря на возраст, без малейшего признака сутулости, подвижный. Серые, как сталь, глубоко посаженные глаза нисколько не поблекли и смотрели с удивительной проницательностью и прямотой, готовой тут же смениться лукавым блеском. Его удивительно красивую голову обрамляли мягкие серебристые волосы, зачесанные набок и ниспадавшие красивыми завитками на кончики ушей, а большая седая борода и усы скрывали рот и решительный подбородок. У него был широкий и крупный нос мыслителя, щеки здорового смуглого цвета, а высокие густые брови придавали его лицу выражение необычайного спокойствия. Он был очень консервативен в одежде и постоянно носил золотые часы с репетицией на тонкой золотой цепочке из круглых звеньев, извивавшейся змейкой с прикрепленной к ней маленькой черной печаткой с изображением птицы. На его ногах, как всегда, были отлично сшитые, эластичные туфли на пробковой подошве, и никакой другой обуви он не выносил, потому что об нее можно испачкать руки, тонкие руки с длинными отполированными ногтями и проступавшими сквозь смуглую кожу голубыми жилками. Рядом с ним стояла мать – миниатюрная леди с серебристым венчиком волос. На ее пергаментные щеки лег розовый лепесток румянца. Серые глаза под правильными и еще темными бровями, между которыми не было и намека на морщины, были широко расставлены. Она чуть-чуть улыбалась, и время от времени сжимались ее тонкие бледные губы, и беспрерывно двигались белые руки. Она была одета в черное шелковое платье. К седым волосам бриллиантовой брошкой был приколот кусок «мантильи», концы его лежали позади изящных, немного длинных ушей. А на плечах была ниспадавшая до полу серебристая накидка, похожая на кольчугу феи.

«Сэр Эдвин Голсуорси», – громко объявил мажордом, и в зале появился щеголеватый чисто выбритый джентльмен с почти голым черепом, длинным кривым носом, полными губами и холодным взглядом серых глаз, смотревших из-под прямых бровей. Подвижный, как птица, и похожий на развитого не по летам школьника, он подошел к отцу и вложил в его ладонь кончики своих всегда холодных пальцев и быстро отдернул их. Отец мельком взглянул на своего титулованного брата, который, будучи директором нескольких компаний, совершенно законным путем нажил солидный капитал, и пробормотал: «А, Эдвин, как поживаешь?».

– Скверно, – с надутым видом ответил он, – последнюю неделю чувствую себя очень скверно, не сплю по ночам. Доктор никак не разберет, в чем дело.

«Мистер Роберт Голсуорси», – снова выкрикнул мажордом, когда вошел еще один его дядя. Джон заметил, какой у дяди Роберта высокий лоб и свежий цвет лица – свежее, чем у остальных братьев отца, но глаза были такие же светло-серые.